|
Так, например, отходя ко сну, она сворачивается в некое подобие аккуратного клубочка: это инстинктивное положение животного, привыкшего к любой непогоде. Дело в том, что во сне у теплокровных (к разноликому сообществу которых, кстати, относимся и мы сами) кровь приливает к поверхности и теплоотдача увеличивается, потери же энергии тем больше, чем больше площадь тела; вот все они и свертываются так, чтобы максимально сократить ее. Мы сами, пытаясь согреться, подтягиваем колени к подбородку и принимаем все то же положение, которое иногда называют «положением эмбриона». Правда, укрытая теплой меховой шубкой, в нашем доме с его относительно постоянным микроклиматом она свивается в клубок скорее ради удовольствия (кошка любит тепло). Когда же температура комнат достаточна для того, чтобы обеспечить тепловой комфорт, – а она зависит от температуры поверхности тела (у человека это примерно 27 градусов, и в таких условиях мы чувствуем себя вполне уютно без всякой одежды, именно поэтому и обнажены свободные от всех условностей герои гогеновских полотен), – этот клубочек развивается. Кошка распрямляет свой позвоночник, блаженно раскидывается на боку и разбрасывает в разные стороны все свои лапки и хвост; в жаркое время именно так она и предается сну в нашем доме у нас на постели. То, что мы видим днем, – вовсе не позиция сна, кошка просто опускается на все четыре лапки и оборачивается своим хвостом; это положение покоя, которое в любое мгновение может взорвать энергия стремительно распрямляющихся конечностей. (В сущности, это аналог нашего сидения.) Но и здесь есть какие‑то свои нюансы. Спружиненные задние лапки могут быть аккуратно расставлены по бокам, и кошка укладывается на свой живот между ними, при этом передние аккуратно раскладываются у нее перед грудью. Несмотря на то, что ее голова поднята вверх и чуткие локаторы ушей, способные немедленно среагировать на любое – даже недоступное нашему слуху – изменение общего звукового фона, стоят торчком, это поза безмятежности и расслабления; в ней полудремлющая погруженная в истому кошка предается роду сладкой маниловской мечтательности о чем‑то приятно волнующем ее воображение. (Так мы, упокоив свои руки на подлокотниках мягких кресел, откидываемся на их спинку.) Все четыре лапки могут быть и сдвинуты вместе, в этом случае кошка распределяет свой вес уже не на живот, а прямо на них, – это поза внимательного собранного наблюдателя, методически фильтрующего и систематизирующего факты; именно так она устраивается на каком‑нибудь заборе, перекладине приставной лестницы, ветке, словом, любой опоре, способной отгородить ее от каких‑то внезапных неожиданностей, чтобы с ее высоты наблюдать текущую мимо жизнь. (Именно эту собранность мобилизует в нас, людях, рабочий стол со стопой ли чистой бумаги, микроскопом или книгой.) Здесь – некий компромисс между комфортом и свойственным этому всегда стремящемуся быть в курсе событий существу желанием не упустить ничего из происходящего. Этой же позой обеспечивается и нужное равновесие тела, когда узкое основание не дает возможности устроиться с большим удобством. — 129 —
|