|
112 зависит от физиологических условий и является в таком качестве результатом безличной каузальности - может, с другой стороны, подчиняться личной истории больного, его воспоминаниям, его эмоциям или желаниям. Ведь чтобы две серии предпосылок могли вызвать феномен, как две составляющие определяют одну равнодействующую, им потребовалась бы общая точка приложения, некая общая территория, и непонятно, какой могла бы быть эта территория для "фактов физиологических", которые обретаются в пространстве, и "фактов психических", которые не обретаются нигде, или даже для объективных процессов вроде нервных импульсов, относящихся к порядку "в себе", и размышлений вроде согласия и отказа, осознания прошлого и эмоции, относящихся к порядку "для себя". Поэтому смешанная теория фантомного органа, которая допускала бы обе серии условий,1 может быть приемлемой в виде изложения известных фактов, но по существу остается неясной. Фантомный орган не есть простой результат объективной каузальности, но и тем более не cogitatio. Он мог бы быть смесью того и другого, если бы мы нашли способ сочленить их - "психическое" и "физиологическое", "для себя" и "в себе", устроить их встречу, если бы безличные процессы и личные акты могли быть интегрированы в общую для них среду. Описывая веру в фантомный орган и неповиновение увечью, некоторые авторы говорят о "подавлении" или "органическом вытеснении".2 Эти почти картезианские термины заставляют нас выдвинуть идею органического мышления, при посредстве которого связь "психического" и "физиологического" могла бы стать постижимой. В другом месте - в связи с замещениями - мы уже сталкивались с феноменами, которые выходят за рамки альтернативы психического и физиологического, ясной целесообразности и механистичности.3 Когда насекомое замещает отрезанную ножку здоровой в рамках инстинктивного акта, это, как мы видели, не значит, что некое заранее подготовленное опорное приспособление посредством 1 Фантомный орган не поддается ни чисто физиологическому, ни чисто психологическому объяснению - таково заключение Ж. Лермитта. Ibid. Р. 126. 2 Schilder. Das Korperschema. Berlin, 1923; Menninger-Lerchenthal. Das Truggebilde der eigenen Gestalt. Berlin, 1934. S. 174; Lhermitte. L'Image de notre Corps. P. 143. 3 Ср.: Merleau-Ponty. La Structure du Comportement. P. 47 и след. 113 автоматического переключения сменяет только что вышедшую из строя цепь. Но это равно не значит и того, что животное обладает осознанием цели, которую нужно достичь, использовав различные возможности своих органов, ибо в этом случае замещение должно было бы производиться при любом препятствии действию, в то время как, если ножка просто связана, замещения не происходит. Животное попросту продолжает существовать в том же мире и устремляется к нему всеми своими силами. Связанный орган не замещается свободным, поскольку продолжает приниматься в расчет живым существом, так как устремляющийся к миру деятельный импульс еще проходит через него. В этом акте не больше выбора, чем в случае какой-нибудь капли масла, мобилизующей все свои внутренние силы, чтобы разрешить на практике проблему наибольшего и наименьшего, которая перед ней поставлена. Единственное отличие в том, что капля приспосабливается к силам, данным извне, в то время как животное само проецирует нормы своей среды и устанавливает пределы своей жизненной проблемы,1 но речь идет здесь о некоем a priori вида, а не о личном выборе. Таким образом, за феноменом замещения обнаруживается движение существа в мире, и пришло время уточнить представление об этом движении. Когда мы говорим, что животное существует, что оно обладает миром, или что оно принадлежит миру, то имеем в виду не то, что оно обладает его восприятием или его объективным осознанием. Ситуация, в которой начинают действовать инстинкты, не выяснена и не определена до конца, ее всецелого смысла в наличии нет, как о том достаточно ясно свидетельствуют ошибки и слепота инстинкта. Она предоставляет лишь практическое значение, побуждает лишь к телесному опознанию, проживается как ситуация "открытая" и вызывает движения животного, как первые ноты мелодии подсказывают какое-то решение, пусть само оно остается непознанным, - это как раз и позволяет органам замещать друг друга, быть взаимозаменяемыми перед лицом задачи. Раз "бытие в мире" укореняет субъекта в некоторой "среде", не есть ли оно что-то вроде "внимания к жизни" Бергсона, или "функции реального" П. Жане? Внимание к жизни - это осознание нами "зарождающихся" в нашем теле движений. Но ведь рефлекторные движения, чуть наметивши- — 71 —
|