|
305 тому, что конституировано. Что могут наши описания противопоставить этим очевидным истинам, как они могли бы избежать этой альтернативы? Вернемся к перцептивному опыту. Я воспринимаю этот стол, на котором я пишу. Это означает, среди прочего, что мое перцептивное действие занимает меня, причем занимает меня до такой степени, что я не могу, в то время как я на самом деле воспринимаю стол, видеть себя в роли воспринимающего стол. Когда я хочу это сделать, я, так сказать, перестаю погружаться взглядом в стол, я возвращаюсь к себе - к тому, кто воспринимает, - и понимаю тогда, что мое восприятие должно было преодолеть некоторые субъективные кажимости, интерпретировать некоторые мои "ощущения", и, наконец, оно предстает в перспективе моего индивидуального опыта. Именно исходя из того, что связано, я - уже вторично - осознаю деятельность по связыванию, когда, принимая аналитическую установку, разлагаю восприятие на свойства и ощущения, и чтобы исходя из них вновь вернуться к объекту, в орбиту которого я был вовлечен, я вынужден предположить акт синтеза, который является только оборотной стороной моего анализа. Мой акт восприятия, взятый в его простоте, сам по себе не производит этого синтеза, он пользуется уже проделанной работой, общим синтезом, утвержденным раз и навсегда, - вот о чем я рассуждаю, говоря, что воспринимаю что-либо моим телом или моими чувствами, которые суть в действительности то самое привычное знание о реальности, имплицитная или сложившаяся наука. Если бы мое сознание в самом деле конституировало реальность, которую оно воспринимает, между первым и второй не существовало бы никакой дистанции, никакого зазора, сознание пропитывало бы реальность вплоть до ее самых потаенных сочленений, интенциональность переносила бы нас в центр объекта, и тем самым то, что воспринято, не обладало бы плотностью настоящего, сознание не терялось бы, не увязало бы в нем. Мы же, напротив, осознаем неисчерпаемость объекта, увязаем в нем, поскольку между ним и нами находится то скрытое знание, которое использует наш взгляд, благодаря которому, как мы самонадеянно полагаем, только и возможно рациональное представление и которое всегда остается по эту сторону нашего восприятия. Если, как мы об этом говорили, во всяком восприятии есть что-то анонимное, то причина этого кроется в том, что оно использует некое приобретение, которое не 306 оспаривается восприятием. Тот, кто воспринимает, не распростерт перед собой, как это должно быть в случае сознания, он наделен исторической плотностью, он наследует своего рода перцептивную традицию и сталкивается с настоящим. В рамках восприятия мы не мыслим объект, и мы не мыслим себя мыслящими этот объект, мы тесно связаны с объектом и не отделимы от того тела, которое знает об этом объекте больше, чем мы знаем о мире, о мотиве и средствах, которыми мы располагаем для его синтезирования. Вот почему мы сказали вслед за Гердером, что человек - это всеобщий sensorium. В этом первичном слое чувствования, который обретают при условии действительного совпадения с актом восприятия и отказа от критической установки, я переживаю единство субъекта и интерсенсорное единство вещи, я мыслю их иначе, сравнительно с рефлексивным анализом и наукой. Но что такое связанное без связи, что такое объект, который еще не является объектом для кого-либо? Психологическая рефлексия, которая постулирует мой акт восприятия как одно из событий моей истории, вполне может быть вторичной. Но трансцендентальная рефлексия, которая открывает меня как вневременного мыслителя, размышляющего об объекте, не добавляет к нему ничего нового, она ограничивается формулированием того, что придает смысл "столу", "стулу", что делает их структуру УСТОЙЧИВОЙ, а мое переживание объективности возможным. Наконец, что означает переживать единство объекта и субъекта, если не осуществлять его? Но если мы предполагаем, что единство появляется вместе с феноменом моего тела, не нужно ли, чтобы я его мыслил в нем, чтобы там его найти и чтобы я обобщал этот феномен, дабы его пережить? Мы не стремимся вывести "для себя" из "в себе", не возвращаемся к какой-либо форме эмпиризма, и тело, которому мы доверяем синтез воспринимаемого мира, - это не некая чистая данность, вещь, воспринимаемая пассивно. Однако перцептивный синтез - это для нас род временного синтеза, субъективность на уровне восприятия есть не что иное, как временность, и именно это позволяет нам сохранить за субъектом восприятия непрозрачность и историчность. Я раскрываю глаза на мой стол, мое сознание переполнено цветами и смутными отражениями, оно едва выделяет себя на фоне того, что перед ним, оно развертывается сквозь мое тело в зрелище, кото-Рое пока является зрелищем ничто. Внезапно я останавливаю взгляд на столе, который пока еще не здесь, я смотрю на — 208 —
|