|
Имея в виду эти трагические страницы нашей героической истории, Е. Евтушенко справедливо писал в своей поэме «Братская ГЭС», обращаясь от имени своего героя, старого большевика, к молодому поколению: Ты помни всех, кто корчевал и строил, и кто не лез в герои — был героем, себе не накопивши ни копья. Ты помни комиссарскую породу — они не лгали никогда народу, и ты не лги, мой мальчик, никогда! Но помни и других отцов — стучавших, сажавших или подленько молчавших, — в Коммуне места нет для подлецов! Ты плюй на их угрозы или ласки! Иди, мой мальчик, чист по-комиссарски, с отцовской правдой против лжи отцов! [1] 1 Евтушенко Евг. Поэт в России — больше, чем поэт. М., 1973. С. 124. ОКТЯБРЬ, ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ ПРОТИВ «КАПИТАЛА» МАРКСА Нужно быть правдивым во всем, даже в том, что касается родины. Каждый гражданин обязан умереть за свою родину, но никого нельзя обязать лгать во имя родины. Ш. Монтескье Впрочем, мы, пожалуй, увлеклись острыми, неизменно будоражащими чувства сюжетами, пообещав, однако, попытаться разглядеть, как и где за эмоциональными порывами народа уж «дышат почва и судьба», разобраться, какая объективная логика стоит за тем напряжением духа, что получило название традиционно русского правдоискательства, приковавшего к себе внимание мыслящей интеллигенции Запада еще в прошлом веке благодаря смело шагнувшей на мировой простор русской классической литературе. Особенность же этой литературы, как замечает Б. Бурсов в своем романе-исследовании «Судьба Пушкина», состоит прежде всего в синтетичности, в том, что она соединила в себе все усилия русского духа. «Тогда как на Западе... к XIX столетию, наряду с великими литературами, уходящими своими корнями в глубину веков, достигли столь же высокого уровня другие формы духовной деятельности, Россия, почти вплоть до возникновения марксизма в ее собственных недрах, в области познания и возвеличения человеческой личности могла полагаться в основном на одну литературу... Русские писатели, по указанной причине, более вникали в суть самой человеческой природы, рассчитывая преимущественно на ее возможности отстоять собственное назначение и достоинства. На Западе же эти функции литература делила с философией, историческими и экономическими науками. Потому Запад поднял на щит закон, то есть закономерность как основной двигатель общественно-исторического развития; Россия же, в лице своей литературы, возложила эту задачу на самодеятельность человека» [2]. 2 Бурсов Б. Судьба Пушкина. Л., 1986. С. 275 — 276. К этой мысли примыкают и некоторые другие размышления Б. Бурсова по одной из стержневых, как справедливо подчеркивает он, проблем в духовных исканиях человечества, в истории всей всемирной культуры — проблеме противоречивого взаимодействия разума и воли, знания и веры (в мирском, а не в религиозном ее смысле). И следуя, как он полагает, за А. С. Пушкиным, Бур-сов приходит к выводу, что вера «в принципе способна возвышаться над знанием, ибо, только веря в себя, человек остается верен своему человеческому призванию. Тогда как знания всегда относительны, уверенность в себе субстанциональна» [1]. В этом смысле автор истолковывает и знаменитую, вызывавшую и вызывающую столько разночтений и споров знаменитую строфу из стихотворения А. С. Пушкина «Герой»: — 115 —
|