|
Нас будет интересовать прежде всего второй случай, когда бредовые события настолько серьезны, что речь уже идет не о том, чтобы размышлять, выдумывает человек или нет, а о том, как ему помочь от этого избавиться. Это параноидный персекуторный бред (нас здесь интересует именно преследование) с галлюцинациями, с синдромом Кандинского-Клерамбо, со "сделанными" мыслями, проницаемостью тела и мозга. Приведем пример из книги Рональда Лэйнга, который относился к психически больным с наибольшей степенью терпимости и вообще полагал, что шизофреники - это просто совершенно особый тип личности (в каком-то смысле гораздо лучше, чем нормальные). Тем ценнее его пример: "У параноика есть особые преследователи. Кто-то действует против него. Существует заговор с целью похитить его мозг. В стене его спальни спрятана некая машина, испускающая излучение, размягчающая мозг или пропускающая через него во время сна электрические заряды. Личность, которую я описываю, ощущает на данной фазе, что ее преследует самое реальность. Мир - такой, какой он есть, другие люди - такие, какие они есть, представляют собой опасность. Тогда "Я" стремится развоплотиться, чтобы переступить пределы этого мира и, таким образом, оказаться в безопасности" [Лэйнг 1995: 78]. В этом примере важны не бредово-галлюцинаторные экстраективные приспособления, которые мы встретим на страницах любого клинического описания бреда преследования (и функция которых проинтерпретирована в работе [Сосланд 2001]). Для нас здесь важна сама эта неопределенность и универсальность преследующей среды. Не масоны, не КГБ, не дворник и управдом, не евреи, не американские шпионы, но весь мир в целом преследует этого человека. Универсальная персекуторная тревога господствует в экстраективном бреде. Какая-то особая персекуторная 122 среда все вызывает тревогу у преследуемого. Это очень хорошо показано в работе П. В. Волкова, когда больная, страдающая параноидным персекуторным бредом, идет по улице и фактически все, что она видит и слышит вокруг, воспринимается ею как нечто тревожно угрожающее ей: "Однажды, после того как Света побывала у меня в гостях, я вышел проводить ее. Как только мы вышли, я почувствовал в ней растерянность. Она, попросив разрешения, взяла меня под руку, и мы пошли бродить по... "психотической" улице. Свинцовое небо отражалось в зеркалах луж, кружил осенний лист, сырой ветер неожиданно оскорблял пощечинами, протяжно и надрывно выли электрички. Больная, как несчастный маленький котенок, жалась к моему плечу, и ее растерянность была в унисон с печальной гибелью лета. Но скоро мне стало ясно, что ее состояние не было реакцией на осеннюю уличную тоску - это был страх. Сирена машины заставляла вздрагивать, и она спрашивала, не чувствую ли я, что этот звук относится к нам. Нас обогнал мрачный человек, круто обернулся и пошел дальше. Больная вздрогнула и спросила: "Неужели он мог обернуться просто так?" Рядом быстро проехала черная "Волга". "Почему она так быстро мчалась и почему ехала по улице, по которой так редко ездят автомобили?" - испуганно сказала она. ...У звука сирены, взгляда мрачного человека, неожиданного появления черной "Волги" как будто были невидимые для меня щупальца, которые проникали в ее тело... Мир ее бредового восприятия как бы являл собой ужасного осьминога, безжалостно запустившего свои щупальца в ее душу" [Волков 2000: 478-479]. — 105 —
|