|
Не будем забывать заветы Лакана. Если что-то говорится, это говорится для кого-то другого. Кто же этот бредовый Другой? Или скажем более корректно: есть ли какой-то специфический бредовый Другой? Сам Лакан считал, что есть. Он полагал, что это пресловутый фрейдовский мертвый Отец, Имя Отца, но мы еще к этому вернемся. Теперь же нам важнее, что этот Другой, согласно Лакану же, сам субъект и есть. Приведем такой пример из третьего семинара Лакана (1956/57), посвященного психозам: мальчик, ударивший другого мальчика, говорит: "Нет, я его не бил, это он меня ударил". И этот мальчик не врет, говорит Лакан, потому что мальчик в самом деле по отношению к самому себе -это другой. Что это значит? Приведем цитату полностью: "Источник всякого человеческого знания лежит в диалектике проявляющемся, скажем, в том факте, что ребенок, побивший другого, вполне может сказать, что другой побил его. Он в этом не обманывает - он и есть другой в реальном смысле этого слова. Вот где основание, на котором зиждется отличие человеческого мира от мира животных. Человеческий объект отличается своей нейтральностью и способностью к неограниченному росту. Он не требует условий сочетаемости с инстинктами субъекта наподобие валентности химических элементов. То, что человеческий мир есть мир, покрытый объектами, объясняется тем, что объект человеческого интереса -это объект желания другого [Лакан 2000: 212-213]. Итак, к нам приходит человек и говорит, что его преследуют масоны или КГБ. Кто же кого здесь желает? Предположим, что наш приятель приходил к нам не сегодня, а в середине 1970-х годов и что этого приятеля звали Александр Солженицын или Владимир Войнович. Их действительно преследовал КГБ (кстати, не случайно, конечно же, что диссидентов тех времен объявляли параноиками и шизофрениками и сажали в психушку -вот еще один исторический пример двойного симметричного описания; по- 120 видимому, не только органы, но и большая часть советского народа была согласна с тем, что диссиденты - сумасшедшие). Сообразуясь с Лаканом, мы можем сказать, что Войнович, которого пытались отравить, был субъектом желания КГБ. То есть Войнович в соответствии со схемой из "Случая Шребера" Фрейда, отрицая свою тайную любовь ко всему советскому (которая в общем прочитывается в его произведениях, например, про Чонкина) спроецировал ее как ненависть к ней с тем, чтобы его преследовали как диссидента. (Менее шокирующе это рассуждение могло бы выглядеть так: Войнович, разделяя со своим поколением свою прежнюю любовь к советской власти и Сталину, спроецировал ее как ненависть к себе со стороны органов.) — 103 —
|