|
Ну а вслед за этим очагом дисгармонии начинают вырисовываться и прочие несовершенства. Физическая оболочка человека, ничуть не изменившаяся за протекшие две с половиной тысячи лет, тормозит развитие духа и ума, сдерживает их мощь – вот они, коварные цветочки однобокого технического прогресса! А тут еще со свойственной поэтике любомудров воздушной ироничностью пронизывает роман мысль о зыбкости и относительности человеческих знаний, особенно о прошлом. Поставив себе задачу овладеть пространством, люди мало думают о власти над временем. Улучшение средств хранения информации не исчерпывает эту задачу. Ведь и стеклянные рукописи, не подвластные тлению, неизбежно погибнут, растопленные кометой. Как не вспомнить тут слова Н. Ф. Федорова о неотделимости победы над пространством от победы над временем! Иначе природа, брошенная развиваться сама по себе, считает Одоевский, «вдруг явится человеку с новыми, неожиданными им силами, пересилит его и погребет его под развалинами его старого, обветшалого здания!» (с. 206). Главы из романа «4338 год» были опубликованы в 1840-м, а в 1844-м Одоевский в романе «Русские ночи» помещает главку «Последнее самоубийство». В ней предстает как бы оборотная сторона того «господства над природой», что столь восторженно и пламенно описано в длинных посланиях китайского студента. Природная среда уже не может справиться с растущими аппетитами человеческого рода, к тому же чрезвычайно размножившегося. И вот искусственная деятельность человека оборачивается против него самого. Сливаются границы городов, истощаются ресурсы, вычерпаны каналы и реки, не хватает пропитания, эпидемии косят людей. На породе вымирания стремительно деградирует общество, рушатся все нравственные законы. Уделом отчаявшегося человечества становится лишь коллективное самоубийство: «треск распадающегося земного шара» венчает пути технического прогресса. В утопии «4338 год» в сущности тот же мотив: комета, грозящая всему живому на Земле и самой планете, словно воплощает собой природу, «опередившую» в своей силе человека и вершащую некий суд и апокалипсис роду людскому, не дерзающему на главную свою задачу. Поиск путей преодоления несовершенного идеала развития тоже сближает Одоевского с главной интуицией активно-эволюционной мысли. В трактате «Русские ночи, или О необходимости новой науки и нового искусства» писатель высказывается за синтез «науки, искусства и религиозного чувства». Преобразующая и творческая деятельность человечества должна быть направлена в соответствии с религиозным идеалом, ее должна питать мечта о счастье каждой конкретной личности, а не рода вообще. И в таком смещении акцента с рода на личность, в одушевлении всей деятельности «чувством религиозной любви» (а ведь эта любовь в своем высшем пределе направляется на весь космос, на все творение Божие и не смиряется со страданием и гибелью «ни единого из малых сил») зарождается установка на великое нравственное и творческое призвание человека в мире. Содержание же этого призвания раскроется затем в совокупной мыслительной работе целой плеяды космистов – философов, ученых, в истинной же полноте и стройности предстанет в федоровском «учении общего дела». — 45 —
|