|
Теофрон: Мне кажется, Филолай, мы можем теперь выдвинуть второе положение божественной необходимости: II. Божество, в котором есть лишь одна существенная сила, называемая нами мощью, мудростью и добром, не могло создать ничего такого, что не было бы живым отпечатком его силы, мудрости и добра, столь же неотделимо образующих сущность каждого появляющегося в мире бытия. Филолай: Я хотел бы, чтобы вы для Теано и для меня указали на примеры этого положения. Степени совершенства в мире так бесчисленно многообразны, что низшие из них кажутся нам несовершенством. Теофрон: Но могло ли быть иначе, Филолай? Если все возможное существует и должно существовать в соответствии с принципом бесконечной божественной силы, то среди этого всего должно быть как высшее совершенство, так и низшее. Но мудрейшее добро связывает все, и ни в чем нет никакого ничто, т. е. ничего существенно злого. Простите, Теано, что я вновь должен назвать эту ужасную бессмыслицу, хотя это бессмыслица, снимающая самое себя. Вы знаете, Филолай, какие великие качества Лейбниц приписывал своим простым субстанциям: они являются зеркалом мироздания и наделены силой воображения, дающей им возможность каждой со своей точки зрения изображать и описывать Вселенную. Бесконечный видит в мельчайшем все и т. п. Эту возвышенную идею мы можем лишь приблизительно уяснить себе при помощи чисто числовых взаимоотношений; она необходима, 59 если только представлять себе мир как во всех своих частях взаимосвязанное действие высшего совершенства. Но некоторыми она была неправильно понята, и в особенности недостойно толковались простые бесконечно малые зеркала мироздания. Отказываясь от этого образа, мы говорим: «Каждая сила по своей сущности является выражением высшей мощи, мудрости и добра, как они могут раскрываться в этом месте Вселенной, т. е. в связи со всеми остальными силами». Чтобы осознать это, мы отмечаем, как действует в мире каждая из этих сил. Не правда ли, Филолай, она действует органически? Филолай: Мне неизвестна сила, которая выказывала бы себя без тел, т. е. без органов; но я столь же мало знаю и о том, как эти силы и эти органы нашли друг Друга. Теофрон: Конечно, благодаря их взаиморасположенной природе, Филолай; во взаимосвязанном царстве совершеннейшей мощи и мудрости не могло быть иначе. Что в самом деле мы называем телами и органами? В человеческом теле, например, нет ничего, что не было бы оживлено; от кончиков волос до кончиков ногтей все проникнуто питающей и поддерживающей силой, и как только она покидает малейший орган, он отмирает и отделяется от живущего тела. Выйдя из области человеческих жизненных сил, он попадает в область других сил природы; из ее пределов он не выходит никогда. Выпавший волос или ноготь вступают теперь в другой регион мировых взаимоотношений, и здесь вновь они будут действовать или страдать не иначе как в соответствии со своим теперешним естественным положением. Вглядитесь в чудо, о котором нам рассказывает физиология человеческого или животного тела, и вы увидите не что иное, как царство жизненных сил, каждая из которых на своем месте способствует взаимодействию, форме и существованию целого при помощи действий, вытекающих из ее природы и из природы существа, к которому она принадлежит. Так сформировалось и так сохраняет себя тело, так оно ежедневно разлагается и так оно в конце концов разлагается совсем. Таким образом, то, что мы называем материей, само в большей или меньшей степени оживлено; это царство действующих сил, образующих целое не только как явление, доступное нашим чувствам, но и в соответствии со своей природой и взаимоотношениями друг с другом. — 42 —
|