Юридическая педагогика

6) убеждающий сам должен искренне верить в то, в чем он убеждает;

7) учитывать возможности и особенности самого убеждающего.

Осуществляя убеждение, следователь, прокурор должны позабо­титься о создании таких условий, которые бы обеспечивали жела­ние лиц вступить в общение с ними. В связи с этим к поведению следователя, прокурора предъявляется ряд требований: корректность, справедливость, внимательность, ситуативная гибкость и чуткость, эмоциональная устойчивость.

Вот как выглядит работа следователя в восприятии допраши­ваемого (данные опроса лица, отбывшего наказание):

Между мной и следователем, — вспоминает осужденный, — сразу установились нормальные взаимоотношения. Лучше всего мне запом­нились его слова: «Федоров, брось заниматься преступлениями, а то на­стоящей жизни не увидишь». Допрашивал меня спокойно, голоса не по­вышал, ко мне относился сочувственно, работу знает хорошо. Внешне следователь казался не грозным, а просто человечным, добродушным, одет был в гражданский костюм. Его кабинет маленький, но чистый. По моему мнению, так и надо вести следствие, он меня заставил почувство­вать себя человеком, но заблудившимся[302].

Под воздействием убеждения может случиться и полный пере­ворот в душе подследственного. В таких случаях следователю пишут из мест лишения свободы трогательные письма примерно такого содержания: «Вы — единственный человек в этой жизни, который в меня верит...»[303]. Но это происходит довольно редко и только с педа­гогически талантливыми следователями.

Нередко следователю приходится прибегать и к принуждению. Однако голое принуждение, изолированное от убеждения, во мно­гих случаях приносит вред решаемой педагогической задаче. Важно, чтобы объект воздействия в какой-то степени осознал неизбежность принятых к нему принудительных мер, что достигается, как прави­ло, в том случае, когда принуждению предшествует или сопутствует убеждение. Данное методологическое положение должно стать ос­новой выбора принуждения как метода воздействия на личность в следственной, прокурорской деятельности.

Применение уголовно-процессуального принуждения порождает важную нравственно-теоретическую и практическую проблему об ос­нованиях и пределах такого принуждения, о шкале нравственных цен­ностей, которые как бы приносятся в жертву целям уголовного су­допроизводства. Особую остроту она приобретает в тех случаях, когда меры уголовно-процессуального принуждения применяются к лицам, заведомо не имеющим отношения к совершению преступления. На­пример, к свидетелям и потерпевшим, которые могут быть подверг­нуты принудительному приводу на допрос, принудительному осви­детельствованию, отобранию образцов для сравнительного исследо­вания и т.д., а также к лицам, вовсе не имеющим отношения к расследованию уголовного дела (третьим лицам), которые, например, могут быть подвергнуты обыску. При этом обычно считается, что главное — установление истины по уголовному делу, быстрое и полное раскрытие преступления, изобличение виновных, обеспечение правильного применения закона, предупреждение новых преступ­лений и пр. В свою очередь, цель установления истины, да еще в та­кой остроконфликтной области, как уголовно-процессуальное дока­зывание, наполнена глубоким педагогическим содержанием, потому что от этого достижения напрямую зависит, восторжествует ли в дан­ном конкретном случае справедливость — высший нравственный критерий всех людских поступков (будет ли виновный наказан и наказан именно в меру своей вины; будут ли удовлетворены потер­певший и общество постигшим обидчика возмездием).