Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

IV

Вяч. Вс. Иванов

ХЛЕБНИКОВ И НАУКА

1

В 1985 году отмечалось столетие Велимира Хлебникова — поэта, прозаика, драматурга. К этому перечню опробованных им жанров литературы можно было бы сразу начать добавлять: орнитолога, математика, филолога, историка… Но остережемся начинать со списков. Хотя бы уже потому, что читатель может подумать, будто Хлебников разбрасывался.

А он был сосредоточен в своих занятиях настолько, что из-за них не думал о насущных вещах, о еде, о ночлеге, об одежде. И сосредоточенность его была незряшной. В каждом деле, за которое брался, он осуществил много. Хотя жизнь была короткой, как у многих русских поэтов, — неполных 37 лет. Большие знатоки поэзии и у нас, и в других странах, где Хлебникова ценят не меньше, чем у нас, признают его едва ли не самым значительным поэтом двадцатого века — того века, когда великие поэты появлялись целыми группами. И среди них он выделялся. Такие, как Маяковский, называли его своим учителем.

В марте 1985 года в Большом зале Консерватории оркестр под управлением Геннадия Рождественского впервые в Москве исполнил вокальный цикл «Царапина по небу» на слова Хлебникова чешского композитора Таузингера. Перед тем как солистке Нелли Ли пропеть по-чешски в переводе И. Тауфера каждое из пяти стихотворений цикла, Рождественский, проявивший и в этот раз свой дар не только дирижера, но и опытного лектора, заинтересованного популяризатора искусства нашего века, читал эти же стихи по-русски. Я слушал — впервые со стороны — четверостишие, которое столько раз до того сам произносил вслух, говоря в разных аудиториях о Хлебникове:

Когда умирают кони — дышат,

Когда умирают травы — сохнут,

Когда умирают солнца — они гаснут,

Когда умирают люди — поют песни.

Что поражает в этих стихах? Они написаны человеком, близким к природе, ее всю жизнь наблюдавшим. Но он и знаком с наукой нового времени, знает, что звезды (и наше Солнце) должны умереть — погаснуть. Его знания, почерпнутые из книг и лекций, и наблюдения человека, выросшего возле луговых трав и подле коней, пасущихся на лугах, объединены. И о смерти он думает с достоинством, помня, как умирают люди степей — с песнями.

И я почувствовал, разделяя восторженную реакцию консерваторских слушателей: вот это и есть настоящий поэт, тот, кто умеет о главном в жизни и смерти сказать такими безыскусными словами. И написано это перед первой мировой войной, когда вокруг него спорили о футуризме, воплощение которого видели в Хлебникове! А при чем любые «измы», когда это большая поэзия, вне школ и вне кличек? Недаром уже в те годы проницательный Блок запишет в дневнике: «Подозреваю, что значителен Хлебников».