Данила осторожно опустился на диван. — Верно, прочная, — удивился он. — Вы посидите, у меня мясо жарится. Марина вышла из комнаты. В углу дивана лежал альбом. Данила начал перелистывать его. Камчатские пейзажи, нарисованные бегло, но уверенной рукой. Карандашный набросок головы старика. Отец? Похож и в то же время не похож. Марина удивительно хорошо владела линией: легкий нажим карандашом — и рисунок оживал, сквозь свободно нанесенные штрихи ясно было видно, что сделало с человеческим лицом солнце, ветер и время. Во всем облике ощущается дух предков-землепроходцев, которые, «топором прорубая путь», вышли к Тихому океану… Мальчик с узким разрезом задумчивых глаз… Обнаженная женщина на берегу озера. Метко схваченный портрет старухи. Мужчина… Черная борода и чувственный рот, лицо как следует не прорисовано, но Данила угадал — портрет Колбина… Опять голова мужчины. Что-то знакомое в гордом повороте шеи. Да это же дядя Петя! Лицо едва намечено. Художник как бы спешил схватить и запечатлеть характерный поворот шеи, и больше ничего. «Когда же он успел познакомиться с Мариной Сенатовой? Ах, хитрец», — подумал Данила, закуривая. Вошла Марина. — Я без разрешения, — извинился он. — Курите. Я люблю запах хорошего табака. Сидя за столом напротив Данилы, она принялась рисовать. Несколько раз он поймал на себе ее острый, всепроникающий взгляд. Это был не женский взгляд, нет. — Вы наделали шума со своей статьей, — сказала она. — Евгений Николаевич очень сердит на вас. — Знаю. — По-моему, он из тех людей, которые всегда добиваются намеченной цели, и вам трудно будет бороться, с ним. — Мне иногда кажется, что Евгений Николаевич нищий, вымаливающий милостыню у природы. — Не для себя, а для людей, — отпарировала она. — Ваша затея слишком рискованна. — Это только кажется. Евгений Николаевич часто, слишком часто повторяет о том, что вулканы — грозные явления природы и что наука перед ними бессильна. — Разве это не так? — Дело не в том, так или не так. Сама постановка вопроса о бессилии науки перед природой обезоруживает людей. Вот против чего я возражаю и буду возражать. А вы, насколько я понял, на стороне Колбина? Она не ответила и закрыла альбом. — Можно взглянуть? — Нельзя. Эти рисунки я делаю для себя. В прихожей хлопнула дверь. — Марина! — раздался голос Вари. — Посмотри, кого я привела. Подумай только, идет и не замечает меня! Вот тебе, вот тебе, — Данила сквозь открытую дверь видел, как Варя изо всех сил колотит своего знакомого в спину. — А это тебе за фотографии… — И она чмокнула незнакомца в щеку. А пришедший что-то мурлыкал, как кот, добравшийся до сала. — 207 —
|