|
— Вперед! Вперед! Скоро перевал! — подбадривал собак Кречетов. Псы жалобно повизгивали. Чалый слегка прихрамывал на переднюю ногу. На льду оставались пятна крови. — Чалый, стой! Собаки, как только улеглись, сразу же начали обгрызать вмерзшие между когтями льдинки. Кречетов достал маленькие кожаные торбаса, сшитые специально для ездовых собак. — Будем обуваться, друзья! Ну, Чалый, подставляй свои лапы. Вожак охотно выполнил просьбу. В «сапожках» собаки пошли веселее. Только Чалый продолжал хромать. Кречетов выпряг его, и нарта двинулась дальше. Чалый некоторое время смотрел ей вслед. Кажется, он ждал, что его вот-вот позовут и впрягут обратно, но упряжка уходила. Тогда он с глухим визгом догнал ее и передними лапами уперся в грудь Кречетову. — Чалый, у тебя же лапы болят, — сказал Корней Захарович. — Отдыхай. Но Чалый не хотел отдыхать, он то забегал вперед, то шел рядом с Кречетовым и все время пронзительно взвизгивал. Видя, что мольба не трогает хозяина, Чалый набросился на головного пса. Упряжка шарахнулась в сторону. Началась драка. Уняв собак, Корней Захарович привязал Чалого к нарте, и он что есть силы начал тянуть ее вбок, решив, что в этом заключается его новая обязанность. — Что с тобой делать, не знаю, — проворчал Кречетов. — Ты же не можешь вести упряжку. А бить тебя не хочется. Чалый сидел, помахивая хвостом. Кречетов впряг его на старое место. Почувствовав себя в прежней роли вожака, Чалый успокоился и без особых приключений вывел упряжку на вершину сопки. Измученные безостановочной ездой, собаки полегли на снег. Кречетов сел на нарту и закурил. Вокруг знакомая с детства картина. В высоком синем небе яркое солнце. Словно купола древних храмов, сверкают конусы вулканов. И тишина. Кречетов вспоминал прошлое. Он видел себя и видел Дусю, веселую черноглазую горничную в доме промышленников Демби; видел картину первого похода в кратер вулкана; видел старую церковь в Лимрах, где он венчался с Дусей… Перед мысленным взором вставал лобастый с вдумчивыми глазами мальчик. Сын. Данилка. Картина расставания… Память во всех деталях восстанавливала прошлое, но она была бессильна нарисовать образ сегодняшнего Данилы. Какой он из себя? О чем мечтает в жизни? Сохранил ли чистоту души? Жизнь сложна. Побеждают сильные, а слабые приспосабливаются к ней, черствеют душой, плесневеют, как этот Колбин… Кречетов вздохнул и прислушался к себе: нет, не было у него ненависти к давнишнему врагу. Мысли опять вернулись к сыну. В жилах его течет кровь Кречетовых. Потомок землепроходцев не может быть приспособленцем в жизни… — 177 —
|