|
Покажи глаза, требую я от пасти. Покажи мне глаза! Пасть немного прикрылась и стали видны выпученные, напряженные от внутреннего давления глаза. Поразительна была пустота этих глаз. В них было абсолютное бесстрастие. Эти глаза едва ли когда-то выражали хоть какие-то временные переживания. Они запечатлели лишь одно единственное действие, которое бесконечно повторяется, потому абсолютно бессмысленно и ничем не предотвратимо. В них покой без течения времени. В них невозможность выбора. В них отрицание всякого знания. Лишь вечная пустота и небытие были сродни этим глазам. Это был лишь миг, но он поразил меня. Интуиция мгновенно подсказала, что в эту пасть можно сдать все, что угодно. Но пасть эта бездонна, и это будет лишь проволочкой времени. Вот для таких случаев и надо таскать с собой всякую всячину. Иные шаманы вешают на себя десятки килограммов железа, и оно бы сейчас пригодилось. Есть нож, но не идти же с ним на этого зверя! Да и не платить ему дань добром. На, на, бери! Вспомнил все, что есть во мне больного. Сам себя осмотрел - пустой, не из чего почитай и не состою, но что, каких инородных зверей в себе во тьме нащупал - слизняков, мерзких букашек, гадов, что меня глодают: теперь-то всех их хорошо видно. Кричу резко - вот, на, держи в свою пасть! И пошвырял в нее с себя всяких паразитов, которыми облип яко летучий мышь. Их выдирал - себя драл, больно. И как пасть на время прикрылась, так и двинулись мы быстро по гребню назад к дыре. Кандрат тут дар речи вновь обрел. Рассказывает, что тот никакой не Ящер вовсе, что много на себя берет, а что он простой Глот из нави, каковых не мало, но в пасти его можно кануть бесследно. Вышли мы на верх, и камень привалили. Опустился на землю весь в ознобе. Говорю - вольготно же мне в навь ходить! Людмила присела ко мне и начала обнимать и греть, дабы вернуть к реальности. Хорошая ученица. Успокоился и лег неподвижно, глаза закрыв, но не долго пролежал. Шевелится кто-то на склоне, куда огонь костра не доходит. Себя сразу не показывает. Потом видно, что тело без головы. Вот те на! В своем мире у костра, а и тут нежить прет. Страх в разных мирах обладает разным качеством. Тут боишься иначе, чем там. Нашел палочку. Постучал ею в бубен, да и швырнул в безголового. Исчез. Поднялся. Гляжу: через костер в ветвях сидит здоровенная толстая бабища. Кабы она встала, то была бы метра на четыре. Ухмыляется: “Я и есть толстая баба - бесова угодница.” Есть заговор с такими словами, теперь я ее доподлинно вижу. Между нами костер, и я ее не боюсь, да и чего бояться, к ней парни да девки веками обращались. Уйди, говорю ей уставшим голосом. Беру Людмилу за талию. Прижимаю к себе. Стоим. Замечаю, что деревья вокруг начинают светиться своим естественным светом, как и полагается от костра. А до этого не понимал, что они были освещены иначе. — 102 —
|