— Не холоднее морской воды, — ответил Макс. — Скажи спасибо, мы удачно вывернулись… Вперед! Чего там! Приказ, если он отдан, должен быть выполнен любой ценой. Наша эскадра подойдёт к Антверпену затемно. Проклятые фламандцы, проклятые англичане! — выругался он, продолжая взбираться по кривой лестнице… В кустах просвистел жаворонок, женщина вздрогнула всем телом. — А, — обрадовался Ганс, — Очухалась, дура! Лежи смирно, тогда ты даже получишь удовольствие. — Эй, солдат! — окликнули его. — Что такое? — не понял Ганс, берясь за револьвер. Рядом мелькнула длинная худая тень. Чья-то сильная ладонь в мгновение ока крепко зажала ему рот, и длинный фламандский нож, молнией скользнув по горлу, отправил Ганса к праотцам. Уложив немца в пыль, владелец тени, как ласка, ловко прошмыгнул в приоткрытую дверь, за которой открывалась дорога наверх. — Проклятая дверь! — доносилось оттуда. — Надо бы спуститься и хорошенько потрясти бабу, должно быть, она знает, где ключ. — Так иди, дурак. Чего медлишь, пули не возьмут замок, а граната может повредить фонарь. Фриц послушно зашагал вниз. Заслышав шаги второго германца, ловкий человек выскользнул наружу и притаился за дверью, держа клинок наготове. Уже на выходе Фриц остановился, насторожённо вслушиваясь, и тихо позвал: — Эй, Ганс! Гансик, дружище! Ты не заснул с этой бабой? Ответом ему послужил удар захлопывающейся двери. Скорее от неожиданности, чем от боли — немец успел инстинктивно подставить руку, выронив при этом пистолет — Фрица отшвырнуло назад, в темноту башни. Фламандец бросился за ним, рыча, как бешеный пёс. Потом германец взвизгнул, точно боров на бойне, и больше женщина уже ничего не слышала. Ей, наконец, удалось выплюнуть тряпку. — Берегись, — закричала она, — там ещё третий! Осторожней! Из темноты никто не ответил. — Тиль! Тиль! — заревела она. И тогда прозвучали три выстрела, эхом отразившись средь мертвящей, звенящей тишины, нарушаемой лишь гулким рокотом прибоя... — Кто ты, чёрт меня раздери!? — прохрипел Макс, зажимая рукой кровавую дыру в брюхе, сквозь которую так и норовили вывалиться наружу кишки. — Я тот, кто с широкой глоткой и пустым, но не дырявым, брюхом. Я тот, кто с длинным языком и мастер из крупной монеты делать мелкую. Я сын своей страны, а вот ты — подлый захватчик, и потому ты умрёшь здесь и сейчас, — был ответ сухощавого незнакомца. Потом фламандец отобрал пистолет, три пули из которого в упор, казалось, ничуть ему не повредили. — Я не вынесу этого, застрели меня, пошли мне скорую смерть! — хрипел Макс. — Я не могу умереть так глупо под ножом фламандского мясника. — 7 —
|