Великий и ужасный

А, побив войска, дали пир честной, дали резвым ноженькам роздыху. И мягка была Мать-Земля травой. Степь хмельным опьянила воздухом.

И на день второй, несчастливый день, как свершили обедню к полуденю — рёк слова неумильные наш Лексей, и рекою клялся Смородиной:

— А и сильны, могучи на Руси богатыри, — говорил Попович беспечно, — Неча нам опочив держать, словно лодыри… Подавай-ка нам силу нездешнюю! Мы с той силой, витязи, справимся! Только мокрое место останется.

Я, хмельной дурак, не сдержал его. Надо б зыкнуть на братца меньшего. Лишь Добрыня пожурил легко. Остальные смолчали застенчиво.

Вдруг откуда ни возьмись — повалила рать, грозна сила, молодецка стать!

Как ударил Алёшка — двоих и нет, а где двое — стоят уж четверо. Бил Добрыня, мой крестовый брат, а взамен троих — уж шестеро. Изловчился я, да восьмерых рассёк — а их шестнадцать, и за ними полк. Вдвое прибыло, пуще прежнего.

Тут мы дрогнули, испугалися, отступили ко горам да Сорочинским. Гришка первым шёл — и вдруг камнем встал, а за ним и брат-то молочный.

Камнем члены свело, чуть коснулся гор, у Годенко и братца Алёшеньки. Мы с Добрынюшкой спина к спине, отбиваем несметные полчиша. Пятерых кладу, против двух его, а противников прибыло на трое. Ай, да весёлым был — истуканом стал, наш Василь, кровь Буслаева.

Пошатнулся я, оступился я, видя, смертушка какая обещана, да упасть не дал побрательничек, красным камнем застыл навечно.

Тут взмолился я, и воскликнул я:

— Ох, ты, Бурушко! Мой косматенький, выручай атамана ты старого, одинокого да усталого! Послужи мне верой-правдою, выноси из боя кровавого.

И спешил тогда богатырский конь, добрый ратный товарищ мой преданный. Расступался воин рати той и пускал меня, зла не делая.

И стоят с тех пор скалы гордые, муравеют зелены да пушисты мхи. Стороною обходят вороги — то не горы, богатыри.

От того и на сердце камень, у меня у Ильи Иваныча.

— Знать, худа у Муромца память! — отвечает высокий старче — Говорили тебе добры калики, перехожие-переброжие, говорили-приговаривали да наказывали: “Не ратайся ты, Илья, со Святогором! На одну ладонь тебя положит, и другою прихлопнет рукою. Да не спорь ты, Илья, с Волхом — Змеем Огненным! Коли силой не возьмёт — возьмёт напуском. Ты не ссорься, Илья, и с Микулою! Не иди на род Селянинов! Потому, не простой оратай он, а родня поднебесным владыкам”. Не послушал совета ты доброго, а вступился за брата хвастливого. Не гордились бы силой немеренной, жили б долго себе, да счастливо.

— Как прознал ты про речи заветные? С той поры уж минуло долгих тридцать лет, и еще три года, три лета. Сгинь, нечистый! — кричит Муромец, крест кладет богатырь праведный.