Уругуру

Спустя всего час, когда палатка была свернута и лежала, как огромный мертвый кит, в стороне от нашего стойбища, Малик без труда нашел для нас три комнаты в доме одного из местных крестьян, который за мизерное вознаграждение (собственно, ему и была отдана на вечное пользование палатка) согласился переселиться вместе со всей своей семьей в дом соседа. Одну из комнат мы общим решением отдали в распоряжение Амани, вторую разделили между собой Оливье, Жан-Мари и я, а в третьей был размещен реквизит, занимавший едва ли не больше места, чем все мы, вместе взятые.

Где ночевал сам Малик, я так и не понял, потому что каждый вечер, когда мы уже валились от усталости на свои койки, он до полуночи сидел на камне возле нашей хижины в окружении местных жителей и, медленно попивая крепкий зеленый чай, рассказывал им фантастические истории про повадки белых людей и гламурную жизнь в Бамако.

Малик был по профессии гидом для иностранных туристов и довольно долго работал в различных туристических агентствах, прежде чем попал в Министерство культуры. Он знал каждую деревню в самом Мали и во всех окрестных странах, а люди в каждой деревне знали Малика. Кроме французского и английского языков, необходимых ему для общения с клиентурой, он свободно изъяснялся на языках бамбара, бозо, белла и сонгаи, хотя сам, как это выяснилось, к нашему удивлению, довольно поздно, происходил из племени кочевников фульбе. К тому же он никогда не забывал вытащить из кармана своего бесформенного балахона «боголан» пару орехов колы для местных стариков, конфету маленькой девочке, а подросткам – дать по шариковой ручке, которые в Мали называют просто «бик».

Кроме того, Малик был неженат и, по понятиям жителей отдаленных деревень, являл собой мечту любой местной девицы. Все это в совокупности создавало ему ореол местного оракула, и в вечерние часы послушать Малика или полюбоваться на него к нашему домику в больших количествах стекались обоего пола жители деревни, что немало способствовало нашей общей бессоннице. Всем нам, конечно, нравилось слушать волнующие истории о жизни туарегов, но к полуночи, устав после тяжелого дня, чрезвычайно неприятно было просыпаться от имитируемых Маликом рева взбесившегося верблюда, улюлюканий кочевников и хрипов заарканенной жертвы, сопровождаемых удивленными возгласами слушателей.

Жан-Мари Брезе был единственным, кого не волновали шумные вечеринки Малика. По ночам его беспокоило другое. В течение первых двух ночевок, после часа ночи, он без конца вылезал из хижины и подолгу вздыхал, вернувшись назад. На третью ночь Оливье посоветовал ему спать на улице, накинув москитную сетку на ветви баобаба, и тогда Жан-Мари признался нам в причине своих тревог.