вольнодумцами", но первое впечатление от чтения безбожных "ансиклопедистов" действовало на них настолько ошеломляюще, что даже лучшие принимали вначале целиком новую веру. Но переход от старой веры совершался слишком быстро, чтобы быть прочным и окончательным. Скоро заговорила совесть, и при добросовестных анализах своих мыслей и чувств молодое поколение приходило к тяжелому сознанию полного внутреннего разлада. Здесь-то и пришло на помощь забытое масонство с его мистической религиозностью и "нравственными преподаяниями", с его "древним любомудрием" и "истинной наукой". Здесь получила успокоение смущенная вольтерианством русская душа, найдя в "ордене" тот "краеугольный камень", на котором "основал свое спокойствие". Мало того, личная трагедия привела лучших русских людей к сознанию общественной опасности и сделала их истинно интеллигентными работниками, боровшимися против общественного бедствия "злонравия", избрав себе орудием религиозно-идеалистическую философию масонства. Вот с этого-то момента масонство в России становится русским масонством, несмотря на иноземное его происхождение и иноземные формы, даже содержание его было всецело чужим, но оно было согрето русским духом проснувшегося национального самосознания и потому может быть по всей справедливости названо первым идеалистическим течением русской общественной мысли. Русские масоны отзывались о тамплиерах чрезвычайно одобрительно : "Пышные церемонии рыцарства; кресты, кольца, эпанчи и родословные поколенья должны были произвести великое впечатление над нацией военной, в которой одно токмо знатное дворянство работами нашими занималось... Между нами такая воинская пышность не может быть неприятной, ибо все члены наши предводили батальонами и целыми армиями! Весьма приличествуют и кресты оные особам, — 141 —
|