масонстве более глубокого содержания, тогда в нем еще отсутствовали, как отсутствовали они и вообще в русском обществе. К 1756 году относится любопытное доказательство существования некоторой связи между масонством и наиболее образованным слоем петербургской молодежи. Имеется в виду показание Михаила Олсуфьева о масонской ложе в Петербурге, представленное императрице графом А.И.Шуваловым. В списке к "гранметрам и масонам" здесь причислено около 35 лиц, среди которых, кроме знатных имен Романа Воронцова (отца княгини Дашковой), Голицыных, Трубецкого и др., мы встречаем лучших представителей молодого русского просвещения: АЛ.Сумарокова, будущих историков - князя Щербатова и Болтана, Федора Мамонова, П.С.Свистунова и т.д. Участие этих лиц в масонской ложе является верным доказательством того, что в конце царствования Елизаветы масонство начало уже укореняться в русской почве, давая готовые формы для идеалистических стремлений, впервые пробуждавшихся тогда в лучшей части молодежи. Путь, приведший к масонству главных представителей русской общественной мысли, был у всех их совершенно одинаковым: все они прошли через вольтерианство, испытали на себе всю тяжесть вызванного им душевного разлада и бросились затем искать спасения в масонстве. Мы видим Елагина, "прилепившегося к писателям безбожным", "спознавшегося со всеми афеистами и деистами", которые, "пленив сердце его сладким красноречия ядом, пагубного ада горькую влияли в него отраву". Мы видим Новикова, находящегося "на распутий между вольтерианством и религией" и не имеющего "точки опоры или краеугольного камня, на котором мог бы основать душевное спокойствие". Мы видим Лопухина, только что дописавшего перевод главы Гольбаха и в порыве "неописуемого раскаяния" вдруг предающего огню свою красивую тетрадку. Конечно, все они, подобно Лопухину, "никогда не были постоянными — 140 —
|