Мне доставили сумку, собранную, должно быть, матерью, в ней были брюки, рубашка, туалетные принадлежности и немного денег. Мне сказали, что сумку принес доктор. Чувствуя себя окончательно брошенной, я упаковала свои скромные пожитки и на все еще слабых ногах побрела к автобусной остановке. Доехав до дома, я увидела припаркованный во дворе «ягуар», и это означало, что отец был дома. Рядом стояла чужая машина. Я нервно дернула ручку двери. Родители ждали меня вместе с доктором. Он заговорил первым: – Твоя подруга-учительница обратилась в социальную службу. Оттуда сообщили в полицию, так что с минуты на минуту они явятся. На этом он откланялся, и в доме воцарилось молчание. Я чувствовала себя больной и слабой, ныло в животе, голова пульсировала от нарастающего давления. Мы все расслышали, как к дому подъехала полицейская машина, и моя мать, встав со стула, с каменным лицом двинулась к двери. – На будущее, – сказала она, впуская полицейских, – если вам нужно побеседовать с моим мужем или дочерью, не сочтите за труд приезжать не на патрульной машине. Я ни в чем не виновата и не хочу выглядеть преступницей в глазах соседей. Полицейский, представившийся сержантом, смерил ее непроницаемым взглядом, зачитал отцу его права, после чего попросил нас обоих проследовать за ним в сопровождении женщины-констебля в полицейский участок. Он спросил у матери, желает ли она присутствовать на моем допросе, поскольку я несовершеннолетняя. Она отказалась. Ей сообщили, что в таком случае вместо нее на допросе будет присутствовать социальный работник. Нас с отцом проводили к машине и увезли. Мне стало ясно, что, хотя один кошмар закончился, начался следующий. Но я еще не знала, насколько ужасен он будет. Глава 24Вот уже тринадцать дней я жила в хосписе. Теперь трескотня тележек с завтраком уже не возвещала о приближении передышки, поскольку у меня появилась новая трудоемкая обязанность. Мне надлежало кормить мать с ложечки. Я подвязывала ей салфетку, подносила к ее губам чашку, чтобы она могла глотнуть утреннего чая. Она сидела, сложа на коленях руки. Ее глаза, теперь тусклые, заглядывали в мои, и это символично передавало то, что мы поменялись ролями. Затем я маленькими порциями отправляла ей в рот жидкий омлет или фруктовый йогурт. После каждого глотка я аккуратно вытирала ей рот влажной салфеткой, поскольку остатки пищи стекали по подбородку. Врачебный обход начинался сразу после завтрака. «Сколько еще?» – задавала я немой вопрос, но лица врачей оставались непроницаемыми. — 123 —
|