|
свирепо вскричал: -- О-о! Господи! -- а музыка продолжала звучать все так же, сладостно, но только теперь она воспринималась как насмешка, и Бондаревски снова попытался открыть глаза: перед ним промелькнул шприц, а глаза ему, тут же, насильно залепили каким-то клейким материалом. Молодой человек сделал попытку встать, но сразу же понял, что выполнить это действие он не может -- ни руки, ни ноги, ни голова -- не слушались его. Вскоре боль утихла и музыку словно приглушили. Бондаревски пытался хоть за что-нибудь ухватиться, потому что он стремительно падал в какое-то бездонье и нарастала скорость этого падения, отчего все отчетливее, доносился шум возникающего ветра из ничего, а далее ветер, перемешанный с гулом и пустота, провал, только память о том, что он где-то и какое-то время находился. Молодой человек открыл глаза. -- Как вы себя чувствуете, Виктория Леонидовна? -- задал молодому человеку вопрос один из Атлетов, стоящих у его изголовья. Бондаревски пошевелил головой, она поддалась и он осмотрелся по сторонам, но не увидел к кому же обратился Атлет, почему-то смотрящий ему в глаза. -- Что со мной было? -- спросил Бондаревски. -- Пожалуйста, скажите мне: как ваша фамилия, имя и отчество? -- настоятельно поинтересовался Атлет, все так же смотрящий в упор. -- Бондаревски Юрий Анатольевич, -- без особого труда ответил клиент. -- Вам предстоит научиться отвечать правильно, иначе... -- атлет на мгновение замолчал, -- сразу отсюда вас упекут в сумасшедший дом. -- Но, я же, действительно, Бондаревски! -- удивленно и жалобно проговорил молодой человек. -- Вы... теперь девушка. Девушка! Привыкайте... И Фамилия ваша... Профессор Василий Федорович Аршиинкин-Мертвяк выглядел довольно непривлекательно и если бы не его социальное положение... Никогда бы не подумал кто-либо, — 14 —
|