|
Там уже стоял Гедулянов — Штоквич мельком спросил, как он себя чувствует, и капитан сказал, что совершенно здоров, — войсковой старшина Кванин, сотник Гвоздин и четверо бородатых немолодых казаков. Солдат поблизости не было, и комендант отметил про себя, что малоразговорчивый сотник Гвоздин собрал тех, в которых лично был уверен. — Парламентеры, — сказал Гедулянов. — На сей раз без Шамиля. — Его счастье, — буркнул Штоквич. — Сбросьте им лестницу. Первым легко поднялся князь Дауднов — в той же черной черкеске. А переводчик Таги-бек Баграмбеков опять долго пыхтел, и казаки под конец втащили его руками. Во время этой затянувшейся процедуры Дауднов стоял молча, положив руки на кинжал. — По приказанию его превосходительства генерала Шамиля я… — задыхаясь, начал переводчик. — Не надо, — резко сказал Штоквич; голос его не восстановился окончательно и сорвался на фальцет. — Видимо, Гази-Магома либо страдает выпадением памяти, либо позволяет себе сомневаться в слове русского офицера. Позавчера я предупредил, что, если он вздумает вторично прислать парламентеров, я незамедлительно… — Капитан, опомнитесь, — шепотом сказал Гедулянов. — Молчите! — оборвал Штоквич: он был бледен, левое веко непрестанно дергалось в нервном тике. — Вы, князь Дауднов, будете пощажены только в том случае, если Шамиль исполнит мои требования: усмирение курдов… — Нет, — по-русски сказал парламентер: поняв всю серьезность положения, он уже не нуждался в переводчике. — Я выполняю лишь то, что мне приказано. Гарнизон обязан сложить оружие, тогда всем будет сохранена жизнь. Кроме вас, господин капитан. — Обычно я не меняю своих решений, — сипло (ему опять отказали связки) проговорил Штоквич. — Но сегодня вынужден отступить от этого правила. Веревку, казаки! — Лучше аркан, — хладнокровно уточнил Гвоздин. — Живо, станичники! — Обождите! — отчаянно крикнул переводчик. — Шамиль поклялся на Коране, что сдерет с вас кожу, господин капитан, если вы хотя бы пальцем тронете князя Дауднова. — Для этого ему придется сначала взять цитадель, — Штоквич оглянулся: к ним уже подходили казаки, один из них перебирал в руках ременный аркан. — Повесить парламентера! На стене. Над воротами. Лицом к Шамилю! — Штоквич, это невозможно, — прошептал Гедулянов. — Это позор для всех нас, Штоквич! — Молчи, капитан, — Кванин дружески облапил Гедулянова. — Коли надо, так мы и родному дядьке голову снесем. — 66 —
|