— Я не видел капитана на стенах. Где он был ранен? Окончательно сорвав голос, комендант говорил свистящим шепотом, и потому разговор их походил на совещание заговорщиков. — Тая говорила, что в первом дворе. Едва ли не в начале обстрела. — А что с полковником Пацевичем? — Он тяжело ранен, я с трудом извлек пулю, — Китаевский замялся. — Это странное ранение, господин капитан. Пуля попала в спину. — Ничего странного, Пацевич слишком вертелся. — Да, но характер ранения… Пуля вошла снизу. Снизу вверх, будто стреляли со двора. — Со двора? — Штоквич внимательно посмотрел на Максимилиана Казимировича. — Что же, в бою все бывает. — Но видите ли… — младший врач помолчал. — Полковник ранен револьверной пулей. Он достал из кармана кителя завернутую в тряпочку пулю и аккуратно положил ее на стол перед комендантом. Штоквич с интересом взял пулю, долго рассматривал ее. И неожиданно усмехнулся. — Ошибаетесь, Китаевский, это не револьверная пуля. — Как не револьверная? — с обидой переспросил Максимилиан Казимирович. — Извините, милостивый государь, я всю жизнь служу в войсках… — Это — не револьверная пуля, — с особой весомостью сказал Штоквич, зажав пулю в кулаке. — Это пуля от турецкой винтовки «пибоди-мартини». Вы поняли меня, младший врач Китаевский? Так и напишите в медицинском свидетельстве: полковник Пацевич ранен пулей от турецкой винтовки системы «пибоди-мартини», коей на вооружении нашей армии нет. — Но позвольте, господин капитан, я — медик. Я по долгу службы и профессии своей обязан… — Как вы относитесь к Гедулянову? — Я? А почему… И при чем тут… — Вы служили вместе с ним в Семьдесят четвертом Ставропольском полку. — Да, служили. Много лет. Петр Игнатьевич прекрасный человек и прекрасный офицер и… Все же я не понимаю, какое… — Если Гедулянов прекрасный человек и офицер, вы напишете в заключении о ранении полковника Пацевича то, что я вам сказал. «Пибоди-мартини», запомнили? Заключение покажете мне. Ступайте, Максимилиан Казимирович, я более не задерживаю вас. Китаевский потоптался, недоуменно пожал плечами и пошел. Но комендант вдруг остановил его. — Где лежит Гедулянов? — Его поместила у себя Тая… То есть милосердная сестра Ковалевская. — Благодарю. Ступайте-ка спать, Максимилиан Казимирович, вы очень переутомлены. — Спасибо, — растерянно пробормотал Китаевский и вышел. Как только за младшим врачом закрылась дверь, Штоквич разжал кулак, посмотрел на пулю и беззвучно затрясся от смеха. Потом вышел в коридор, поднялся на стену и, широко размахнувшись, швырнул пулю в сторону необычно притихшего вражеского стана. Спустился, постоял перед своей дверью и решительно направился в дальний двор, где сам когда-то выделил две комнатки милосердной сестре Таисии Ковалевской. — 63 —
|