|
Хотя последняя генеральская тирада и вызвала некоторое оживление, Скобелев проведенным совещанием был недоволен. Интуитивно он чувствовал, что между ним и солдатами существует что-то недоговоренное, какая-то стена, мешающая искреннему товарищескому общению. Это было непривычно: он всегда находил с солдатами общий язык, разговаривая с ними так, как разговаривал со всеми — искренне, убежденно и горячо. Такое общение вызывало отклик аудитории, внушало ему веру в особую преданность и особую «скобелевскую» стойкость его солдат. — Перестарались ваши ретивые фельдфебели, господа, — сказал он офицерам, собранным через неделю. — Делают из наших боевых товарищей олухов царя небесного. Замордовали солдата, затуркали его. Поэтому прошу особо похлопотать о том, чтобы люди в ответах не были деревянными и чтоб задолбленными словами впредь не отвечали. Пусть лучше говорят бессвязно, да свое, да чтобы видно было понимание, чем будут хорошие слова болтать, как попугаи. Он не видел иной причины, кроме муштры, угнетавшей и унижавшей солдат. Это было просто, понятно и объяснимо, и неизвестно, как бы повернулась дальнейшая история 16-й дивизии, если бы в землянку не вошел Куропаткин с солдатским котелком. — Вот из чего пекут солдатам хлеб, ваше превосходительство, — сказал он, поставив котелок перед Скобелевым. В серой, издававшей гнилостный запах муке ползали жирные белые черви. Скобелев долго разглядывал ее, держа котелок обеими руками. — Так, — сказал он наконец. — Красивые слова болтаем, а жрать то даем, от чего и свинья отвернется. Извольте ознакомиться, господа командиры, — он повернулся к Млынову. — Олексина сюда. Млынов поспешно вышел. Скобелев угрюмо молчал, пока офицеры передавали друг другу котелок. А когда Млынов вернулся с Федором, сказал отрывисто: — Олексин, выяснишь, кто поставил это дерьмо, и… Словом, забирай котелок и без свежей муки не являйся. — Слушаюсь, Михаил Дмитриевич, — Федор взял котелок и тут же вышел. Скобелев молчал, сосредоточенно размышляя. Землянка осторожно гудела, ожидая, что скажет генерал. — Позор, — вздохнул Скобелев. — Позор всей дивизии, и прежде всего позор нам, господа. Виновные в приемке этой тухлятины понесут наказание, но этого мало. Надо кормить солдат доброкачественно, а Олексин когда еще доставит обоз. Значит… — он вдруг улыбнулся. — Вчера казначей выдавал жалование, все получили? — Он достал из внутреннего кармана пачку ассигнаций, бросил на стол. — Выкладывайте. Если кто успел проиграться за ночь, пусть платит выигравший. Это наша вина, а следовательно, и наш долг, господа. Алексей Николаевич, собери деньги и частным порядком через маркитантов достань муку. Чтобы в ужин солдаты ели пышки! — 200 —
|