– Я думаю продать дом. – Дом? Наш дом? – Сандро закончил разговаривать по телефону. Я видела, как он беседовал с девушкой у стойки. – Где же ты будешь жить? – Я могу поехать в Техас, – сказал он. – Выращивать авокадо. – Ты говорил об этом с Мэг и Молли? – Немного. Но я точно не знал до сегодняшнего вечера. Может быть, пора идти дальше. Попробовать что‑нибудь еще. Мне пришлось сдержать порыв отругать его. – Ты кого‑нибудь знаешь в Техасе? – Некоторых садоводов, некоторых грузоотправителей. Я годами заключал с ними сделки по телефону. – Ну, папа, я не знаю, что сказать. Я крайне удивлена. – Тебе не надо ничего говорить. Просто посмотрим, что получится. – Мне надо идти. Береги себя, папа. – Ты тоже береги себя. – Папа, я люблю тебя. Передай всем, что я их люблю. И собакам тоже. – Они скучают по тебе. И я скучаю. – Я тоже по тебе скучаю, папа. До свидания. Когда я вышла из будки, Сандро опять говорил по телефону. Я настолько была озабочена новостями от отца, что мне и в голову не пришло до тех пор, пока мы не легли вечером спать, что не только я не поехала домой на Рождество. Кроме аппретирования[134] не было ничего, что бы я не могла делать при помощи моих инструментов и доли присущей янки смекалки прямо в квартире Санди Я смонтировала собственную швейную рамку и послала Сандро в Санта‑Катерина за небольшим блокообжимным прессом. Я надоумила его сказать, что синьор Переплетную доску Сечи, переплетчик из Прато, который был так добр и одолжил его монастырю, просит вернуть пресс назад. Переплетный пресс, нитки, кожу кусок прекрасного темно‑красного сафьяна и клей – все это я могла найти во Флоренции. Если бы я стала описывать свой идеальный день, он выглядел бы так: встаю рано утром, выхожу купить свежего хлеба и фруктов, выпиваю с Сандро caff?latte, для себя варю яйцо, провожаю Сандро; тружусь над Аретино до полудня (мою и чищу каждую страницу, чиню каждый разрыв, обрезаю кожу); на ланч ем салями, сыр и рane toscano, и может быть, выпиваю стаканчик «Кьянти»; часик лежу на спине и расслабляюсь, пока мой мозг совершенно не успокоится, не станет гладким, как поверхность пруда, чтобы он мог отражать Божественное сияние (я подхватила эту идею в Санта‑Катерина); возвращаюсь к работе; совершаю небольшую прогулку без всякой определенной цели; сажусь на оранжевый ящик у окна и смотрю на площадь до тех пор, пока Сандро не придет домой; мы валяем дурака, отправляемся ужинать, разговариваем о том, как прошел день; приходим домой, еще немного валяем дурака, читаем и засыпаем. — 120 —
|