Карл: Ты права. Нет ни «внутри», ни «снаружи» – однако есть. Если ты скажешь, что никого нет, кто-то все равно есть. Роза: Кто-то? Карл: Сказать «никого нет» – означает, что кто-то есть. Если ты скажешь: «Нет ни „внутри“, ни „снаружи“», «внутри» и «снаружи» кто-то по-прежнему есть, потому что требуется кто-то, говорящий, что нет ни «внутри», ни «снаружи», и этот кто-то продолжает создавать «внутри» и «снаружи», даже просто говоря об этом. От этого не уйти. Это остается частью того понимания. Это – по-прежнему неведение. Все, чему ты даешь определение, продолжает оставаться неведением. Всякое определение исходит от определяющего, и этот определяющий при любом раскладе лжец, поэтому, что бы ни исходило из его уст, это ложь. Первый определяющий, «я», уже ложь, поскольку это образ, а не То, что ты есть, ибо ты существуешь до лжеца. Ложь порождает только ложь. Лжец – это einerlei (нечто единое), а из einerlei (нечто единого) возникает zweierlei (нечто двоякое). Немецкий очень… или голландский. Каатье: Двоякий голландский. Карл: Немецкий – это двоякий голландский, абсолютный голландский. (оба смеются) Так что, видишь, даже ложь, первичный образ, первое зеркало, абсолютное зеркало Того, что ты есть, уже не показывает тебя. Зеркало не показывает ничего, и это то, чем ты являешься. Не что-то, что ты можешь назвать: имя, форма, рамка, что угодно. Даже первая рамка этого зеркала является ложью. Все, что возникает и отражается в этом зеркале осознанности, как то первичное, уже ложь, становится частью лжи. Тогда es ist einerlei (разницы нет). Таким образом, видя, что фантом, лжец уже ложь, кому есть дело до того, что порождает эта ложь? Эта ложь не может затронуть тебя. Эта ложь никогда не сможет изменить тебя или сдвинуть хотя бы на дюйм. Женщина из Польши: Беспомощность в том, что ты видишь мир, но не находишься в мире, однако также являешься миром. Карл: Также? Женщина: То, чем ты являешься, должно также быть в мире. Карл: Должно? Ты – хозяин? Должно? Забудь. Женщина: Ага. Карл: Все еще пытаешься, тра-та-та. Женщина: Нет. Карл: Нет? Должно быть. Ладно. Как скажешь. Франческо: Замечательное кино. Карл: Не такое уж и плохое. Франческо: И садхана – это фантастика. Карл: (со смехом) Как я тебе всегда говорю, вопреки садхане, ты есть, но если бы ты сумел уйти от одной садханы, ты бы смог уйти от бытия. Поэтому в этом смысле садхана – это фантастика. Она становится медитацией без намерения что-то извлечь из нее. И с этой садханой ты уже Абсолют, потому что нет никаких ожиданий, связанных с медитацией. Есть сильное желание, но ничего, что можно было бы получить от этого желания, так что такое желание уже медитация. — 84 —
|