Костя умирал от стыда. Одно только чувство владело им: стыд, стыд, стыд! Ну когда же это кончится? И как это кончится? Безмерный, невыносимый стыд… Он отпускал брата — и тот сразу же бросался на него с кулаками, разбил Косте губу, подбил глаз, и сто раз поднимал Костя руку, чтобы ответить ему, но рука бессильно опускалась… Стыдно было Косте, все стыдно, так что когда в дверь позвонили и мама открыла, обрадованная, и оказалось, что это Керунда, то Костя закричал: — Уходи! Уходи, тебе говорят! Чуть бедная Клава не получила всего того, что причиталось старшему брату Кости, потому что, вообще-то говоря, Костя был не из тех, кто легко сдерживает себя, хотя в это и трудно будет поверить после только что описанной сцены. Да ведь и Клава Киреева была не из тех, кого можно выставить за дверь! Мигом увидав, что здесь идут привычные ей «кровавые бои», и вовсе не считая семейный скандал и драку чем-то постыдным, не понимая, чего это Костя кричит ей: «Уйди!» — вместо того чтобы обрадоваться помощи, Керунда не только не ушла, а еще и бросилась с кулаками же на Гену и успокоила его в один миг, одним движением! Это она умела: при виде ее самые пьяные парни быстро трезвели, перепуганные таким напором. — Мы у Алексея Алексеевича все, — сказала Клава, победоносно окончив кампанию. — Придешь? — Приду, — сказал Костя, хотя больше всего ему хотелось забиться в угол, лицом к стене, и чтобы его никто не видел и он никого не видел. — Придешь? — вверх и вниз повела головой Керунда, словно дважды кивнула. — Приду, — сказал Костя. Клава вежливо попрощалась, строго посмотрела на уставшего Геннадия, который смотрел на нее, в свою очередь, с глубочайшим изумлением, не понимая, в чем ее власть, — и покинула дом Костроминых. Мама пригорюнившись сидела на кухне. Костя вошел, налил холодного чая, стал жадно пить. — Побудь со мной, Костя, — сказала мама. — Вот и в наш дом несчастье пришло… И мама сказала Косте, чтобы он сразу и с этой минуты повзрослел лет на десять, на двадцать, на тридцать. — Об отце думай, — сказала мама. Кроме Кости, ей решительно не на кого было положиться. Они все стояли внизу в это время, почти вся ватага, но подняться к Косте никто не решался, пока Керунда не сказала: — Да что тут такого? Вернувшись, Клава дала полный отчет, и сразу все стали вспоминать всевозможные истории про Гену Костромина: кто его на Семи ветрах не знал? И сразу, по привычке: что делать? Никто не высказывал сожалений, никто и не ругал Геннадия, чего его ругать! — 153 —
|