— А вам, наверно, завидно? Хотите, мы вот так же литературу выучим, все! — Ой, ну пожалуйста, не надо! Я вас умоляю! — смеялась Елена Васильевна. — Это же какой-то… бронзовый век! Ну и что? Бронзовый! А потом будет железный, атомный и какой там еще! Теперь все будет хорошо, потому что ватага их действительно как коммуна стала! — Послушайте! — забежал вперед Паша Медведев, потрясенный только что сделанным открытием. — Стойте! Все стойте! Вот был вопрос: «Кому на Руси жить хорошо?» Слышите? Но это же и ответ! Никто не слышит? Это же ответ! «Ко-му-на-Ру…» — коммунару! — Ну, мистика! — рассмеялась опять Елена Васильевна. — Напрострел, — сказал Костя Костромин. А что, дети, — коммуной, ватагой жить веселее и легче. Но где ее взять, ватагу? Самим сделать. Ведь главное а жизни что? Главное в жизни — вовремя спохватиться! Глава двенадцатаяГром и молнииУже с первого урока девятый без буквы класс увидел, что Костя Костромин не в духе. Давно не было этого с ним, почти с самого начала года, и вот опять сидит хмурый, безучастный или подает резкие реплики, от которых учителей оторопь берет. Пытались понять, в чем дело, пытались его встряхнуть, расспрашивали Машу Иванову, но и она, вещунья и колдунья, ничего не понимала. — Поссорились вы, что ли? Ты ему нагрубила? — спрашивала Галя Полетаева. — И нагрубить нельзя вашему Косте? Носитесь с ним! — отвечала Маша. Но они не ссорились. Если бы поссорились, было бы легче. Поссорились помирятся. А теперь что? Так продолжалось несколько дней, пока однажды на перемене Костя не постучался к Наталье Михайловне Фроловой, директору, и, как-то странно ерничая — она даже подумала: не пьян ли? — протянул ей листок: — Так что вот… Прошение… Прошу резолюцию… Вот здесь, наискосок: раз-ре-шаю… Или: не воз-ра-жаю… Фролова, ничего не понимая, взяла листок и не поверила глазам своим: это было заявление об уходе из школы в связи с поступлением в вечернюю школу рабочей молодежи. — А мама, отец знают? — машинально спросила Фролова, чтобы оттянуть время и успеть сообразить, в чем дело, подготовиться. — Во всех инстанциях утрясено. — А причины? Мне гороно не утвердит. — Там объяснено: по личным причинам, по семейным обстоятельствам. — Какие же у тебя семейные обстоятельства? — Личные. Она попыталась превратить дело в шутку: так лично-семейные или семейно-личные? Но Костя отшутился вежливо и замолчал. Будь на его месте любой другой ученик 18-й школы, она бы с ним и разговаривать не стала, она просто его за плечи бы обхватила и, болтая всякую чепуху, вывела бы вон из кабинета: иди, иди, милый! — 146 —
|