|
и вот уже: При дверех… (?) Ходите ли Вы в церковь – или, как я: вечно собираюсь и все представляю, как «будет тепло мерцать…»? Я зову – письмом Геккерену, п. ч. главное, что я там говорю: что эта страна – моя, а не его, и речь идет о всей гнусности его литературного пути, и я казню всю свою прежнюю любопытствующую слабость. Что бесы лишены дара творенья (творчества). Что бесконечная личная низость, жадность и ложь его делают уж невозможным совсем – общаться, даже ради книг (которые – все – «давно отняты «народными поэтами» и диссидентами»); что нарочно, нарочно все подменяется: варварской диктатурой – Империя, ибо каждый буржуа в душе непременно мечтает об Империи – как о праве на родовитость. Что он понятия не имеет о том, что такое родина, если галдит – из всех телевизоров – о ней только одно: Индевеют штыки в караулах Кремля[61], — весь этот пафос индевения и склочной драмы в «демократических» сюжетах… Ну, и целый каскад о жадности… Да не перескажешь… Я совершенно не могла уже больше терпеть. Вот Вы – можете, а я больше не могу. Я совсем не раскаиваюсь и пишу Вам потому, что скоро будет Очень Большое Одиночество, и от этого, конечно, страшно. Собственно, оно давно началось, но обступает все больше, и я не могу не только себя переменить, но даже себя остановить (из «опаски»)… «Терпеть ненавижу!» – вечно восклицала (в одно слово) моя бабка, и я, на каждом шагу, тоже терпеть ненавижу – потому: хорошо бы, чтобы Вы – некоторое время – меня кое-когда дальней тенью защищали – не потому, что я того стою, а только потому, что как будто некому… Пока еще не очень страшно, п. ч. эта «родина» все-таки, покуда еще, кажется, моя, но ведь могут отнять все[62]. (У тысячелистника дела тоже не очень хороши: его вырастает значительно меньше под Москвой, чем надо и чем было. Вы живете далеко на севере и, может быть, этого не знаете. Вообще надо очень все беречь.)» * * * «9 октября 1977 г. Конечно, мне не место в Пицунде. П. ч., как справедливо вопросил Лавлинский[63], «Кто же будет работать???». И вот я написала сейчас 2 трудных странички о Блоке, новых. Про «ненавистные восторги»… (И, кажется, «Вальсингам»[64] приобретает убедительность.) Стимул: появленье Барыги[65], к-й продал мне за 15 р. книжку Иванова-Разумника, куда входит и Ваша книжица (так что теперь – отдам), – которую читать мне пока некогда, но я посмотрела эпиграф («Нет исхода из вьюг…») – и написала 2 странички про свое… [Леонтьев стоит мне ровно столько, сколько стоит Барыга. Я ему это сказала и что – «давайте, пожалуйста, расстанемся, Саша!» Тогда он гордо ответил, что может давать мне «почитать – бесплатно» то, что мне надо. И оставил – даром, почитать, на месяц – «Из истории русск. идеализма. Кн. В. Ф. Одоевский» Сакулина… Так что – «разлуки – нет», «покой нам только снится». А Барыга стоил – за год (почти ровно) – бешеных денег. Я считаю его двойником Межирова, которого он ужасно презирает и очень вульгарно говорил много раз: «Нашли себе ассистента!», – п. ч. индийский тип часто ассистировал, ибо этого (Сашу-шершавого, – как, по голосу, я прозвала) нельзя, мол, «пускать в дом»…] — 248 —
|