|
Я думаю, что только с каплей «еврейства» («гамлетизма») в нашей пестрой, в нашей бесценной или неповторимой крови мы можем быть самостоящей нацией. (Я говорю сейчас – Вам покажется – банально или «плохо»… Но думаю я обо всем этом давно, много, в разных связях. Вот, например, я пишу – иногда – свои «Заметки о лирике «русской хандры»: она начинается от Пушкина и есть чувство – одновременно – личности, национально самоосознающей, и – «имперское»…) Исполнимо ли: сохранять спокойно твердую дистанцию «старшинства», оставаться человеком породистым; а ведь нужно – именно это! В плане литературном: надобно обязательно показать кроме мировоззрения род, степень, качество самого поэтического дарования Багрицкого, неустранимую – никакими ПОБЕДАМИ «идей» – гадковатость «утенка» в собственно поэзии. Органическое отсутствие интонации (поэтической) собственной (и т. д.), национальную неспособность (обреченность) выпрыгнуть за пределы способностей (творческих), закодированное, «в крови», недорастанье до таланта (исключения ибо – скандально редки! Потуги – повсеместны. В прозе же русской их не было, не будет никогда!). То есть надо всегда сохранить и взгляд чисто профессиональный: показать несостоятельность т в о р ч е с т в а. Кстати, если о Багрицком: показать и муляжность его («фламандского») быта в стихах: ведь многие помнят еще его «краски», «фактуру», «метафоры»… Что воистину: «нельзя написать хорошо то, что дурно» (Л. Т. ). (Не приходило ли Вам в голову – в связи с проблемой взрываемого, выкорчевываемого быта – Кустодиев: 18-го – 27-го года? Эта фигура также, быть может, героическая – в данном аспекте…) Очень важна Ваша последовательность – с Есениным! Ведь многие его «не за то» любят, любя – не видят… Летом я написала – погибшую, не напечатанную никем – статью о С. Липкине. Она – далеко не ругательная; но даже и при этом в ней оказалась нечаянная, самочинная правда, которая позволила одному читателю остроумно сказать: «Все-таки Ваша мысль в том, что нельзя быть русским национальным поэтом не будучи им!» А я как будто и не об этом писала!.. В общем: спасибо, спасибо Вам за все это мое чтение! Я надеюсь, нам удастся еще, хоть бы и односложно, устно поговорить про него. Ваша Т. Глушкова. Ну, теперь уж совсем непонятно, какая часть моего письма – откровенней!.. Но ведь любую – трудно (грешно) понять иначе. Как знак уважения к Вам?! (Если ж Вам нужно – все-таки – Ваше сознанье моей виновности, греховности, то – вот: я (очень) не люблю Шкляревского: я боюсь, он – врожденный злорадный раб, и потому из него никогда не выйдет Лермонтов и проч. Он – поэт-пакостник, бедняга!.. Но Вы никому не говорите этого – хотя дружите с ним даже? – потому что я сама это, «семь раз» проверив – еще, ему скажу: т. е. печатно (гласно), даст Бог, скажу, если жива буду.) — 242 —
|