Грустный оптимизм счастливого поколения

Мое общение с хирургами включает два периода: когда они работали надо мной и когда я сотрудничал с ними.

Первое мое знакомство с ним состоялось вскоре после поступления в аспирантуру. То ли от радости, то ли от перенапряжения в организме случился приступ, от которого сразу стало тоскливо и скучно жить. «Скорая» отвезла меня с подозрением на аппендицит в пятую городскую больницу, что расположена на Ленинском проспекте в бывшем здании богадельни, изображенной на картинке в начале главы.

В большой палате, где при царском режиме ютилось несколько старушек, теперь плотными рядами стояли кровати, на которых лежало никак не меньше десяти человек. Мой приход застал их что-то взволнованно обсуждавшими вокруг предназначенной мне койки. Подключиться к дискуссии мне не пришлось, так как, завидев пришедшую со мной медсестру, все разом смолкли и начали расходиться, оглядывая меня с какой-то настороженностью и даже состраданием.

Дело оказалось в том, что койка моя только что освободилась от предыдущего больного, павшего жертвой неравной борьбы с учебным процессом. По рассказам очевидцев, студент-практикант поставил ему капельницу, от которой бедняге стало совсем не по себе. Из последних сил он пытался убедить студента в ошибочности избранного метода, но парень оказался самолюбивым и довел предписанное лечение до конца.

Узнал я обо всем этом позже, поскольку народ в палате был деликатным и не хотел меня расстраивать раньше времени. К тому же и мое тогдашнее состояние к доверительным беседам не располагало.

Разрезать меня решили в тот же вечер. После небольшой санитарной обработки отвезли в операционную, где перегрузили в голом виде на покрытый простынкой жесткий стол. Для того чтобы я себя не видел, лицо завесили полотенцем.

От уколов, а может от холода, боль в боку постепенно прошла, но нахлынула легкая грусть, поскольку лежание на неуютном столе явно затягивалось. Наконец, когда я уже совсем окоченел и мало на что надеялся, в операционную вбежал мужчина средних лет (как оказалось, профессор), и сразу все пришло в движение.

Выяснив мой диагноз и взглянув на мою посиневшую физиономию, он стал кого-то отчитывать за то, что меня до сих пор не разрезали. Оправдывающийся молодой голос сообщил, что самостоятельно операций никогда не делал.