Русский Париж

Подобными кабацкими сценами русских трудно было удивить. На родине и не такое видывали. И в Париже, как и в отечестве, они не оставались беспристрастными к кабацким скандалам и нередко принимали в них участие.

Сцена и чтения

В отличие от современных русских туристов наши соотечественники XVIII века, знатные и простолюдины, бедные и богатые, оказавшись в Париже, обязательно посещали театры. Одним по карману были партер и ложа, другим — галерка.

Конечно, такую важную сторону жизни Парижа, как сцена, Луи-Себастьян Мерсье не оставил без внимания: «Наши спектакли нуждаются в писателе, который, так сказать, наблюдал бы за ними и записывал бы все оскорбления, наносимые публике, будь то по небрежности, или по лени, или по глупости актеров.

Все искусства подвергаются благотворному влиянию критики, которая держит их начеку…».

Мерсье любил и знал французский театр, но свою язвительность по отношению к этому предмету своей любви даже не пытался скрывать.

«Почему же одно только декламационное искусство избавлено от ежедневных замечаний, которые повели бы к его усовершенствованию? — задавал он вопрос своим слушателям и читателям. — Права авторов, этих отцов театра, кормильцев актеров, были вплоть до настоящего времени до такой степени неясны и изменчивы, были так подчинены людскому капризу и алчности, что, можно сказать, их и вовсе не существовало…».

Свои критические замечания по поводу французского театра Мерсье высказывал и своим знакомым русским аристократам, обосновавшимся в Париже.

Те его почтительно выслушивали, соглашались, а про себя думали: «Нам бы ваши проблемы!».

Театр Одеон, построенный в 1780–1782 гг.

И все же влияние и вкусы Мерсье на умы русских театралов, встречавшихся с ним в Париже, неоспоримо.

Конечно, и задолго до него в салонах Петербурга и Москвы практиковались так называемые «чтения». Но отчасти именно Мерсье повлиял на распространение «чтения» в России.

«Появился новый род представления. Тот или иной писатель, вместо того чтобы читать свое произведение друзьям и спрашивать у них мнения и совета, назначает определенный день и час (не хватает только афиш), является в меблированную гостиную, садится за стол между двумя канделябрами, просит, чтобы ему подали сахарницу или сиропу, жалуется на свою якобы слабую грудь и, вынув из кармана рукопись, напыщенно читает свое новейшее, зачастую снотворное произведение…

На этих чтениях все бывает нелепо: поэт является со снотворной трагедией в стихах или с длинной эпической поэмой в общество молодых, хорошеньких женщин (настроенных на веселый и легкомысленный лад); возле них — их возлюбленные; всех гораздо больше занимает окружающее, чем автор и его пьеса. Интонация голоса, какого-нибудь слова, жеста, самого пустяка бывает достаточно, чтобы вызвать в них безудержную веселость…».