Хотя, конечно, радикальная «Русская правда», написанная «директором» Южного тайного общества Пестелем, жестким республиканцем, существенно отличалась от умеренных политических конструкций Сперанского. Тому никогда не могла бы прийти в голову идея в борьбе за общественную и личную свободу сделать ставку на уничтожение царской семьи, террор и 15-летнюю жандармскую диктатуру Временного правительства. Революционер Пестель предлагал расширить жандармский корпус до ста с лишним тысяч человек, что приблизительно в тридцать раз больше, чем в годы правления контрреволюционера Николая I. Тому же Пестелю принадлежала идея с помощью революционного жандарма насильно слить воедино не только различные сословия, но и все национальности: «Все различные племена, составляющие Российское государство, признаются русскими и, слагая свои различные названия, составляют один народ русский». В таком случае, считал декабрист, Россия будет иметь желанный вид «Единородства, Единообразия и Единомыслия». Наконец, сам Пестель считал, что установление конституционного режима в России станет возможным только тогда, когда воспоминание о царизме изгладится из народной памяти полностью. А это, как легко догадаться, немалый срок. Некоторые не без оснований называют Пестеля русским Робеспьером. Ближайший последователь декабристов Герцен подметил, что Пестель стал в России «социалистом прежде, чем появился социализм». В результате «Русская правда» осталась лишь личным проектом полковника Пестеля, так и не став программным документом декабристов, о чем сожалели в своих книгах и диссертациях многие советские историки. Экстремальный, почти сталинский по духу, вариант Пестеля для подавляющего большинства аристократических заговорщиков, настроенных на возвышенный лад, готовых к самопожертвованию, а не к террору, был настолько же неприемлем, насколько неуместен разговор о каннибализме в кругу изысканных гурманов. Другое дело, что на пестелевскую тропу декабристов легко могла толкнуть сама логика революционной борьбы. В чем-то полковник Пестель смотрел на жизнь и политику куда более трезво, чем его романтические соратники. Он твердо знал, что белые офицерские перчатки в ходе революционной борьбы придется замарать. Один из лидеров Северного общества поэт Кондратий Рылеев открыто называл полковника «хитрым честолюбцем». За этими словами легко прочитывается как человеческая, так и политическая несовместимость лидеров декабристов. На идеи, изложенные в «Русской правде», Рылеев отвечал «южанину» Пестелю: — 104 —
|