|
Вцепился – и не отпускаешь? А я – захандрил без родного огня, Где просто меня поджидают. Какой бы я к ним ни приехал – везде Дадут мне приют и накормят. А здесь непонятно такое. В воде Немного и души и корни. Ну что для тебя я, мой Питер? Лишь тень, Которая ждет воплощенья. Работой заполнен мой призрачный день. И нет мне здесь отдохновенья. Ты столько мне, город мой, наобещал, Что жизни не хватит, наверно. Я здесь научился такое прощать, Что проклял бы ранее первым. Я здесь научился цветы покупать, Когда до убийства – два шага. Увы, не учила меня моя Мать, Что женщина – это бумага, Писать на которой возможно двоим. Меж строк его места мне мало. И вот мы под небом осенним стоим, А ты еще не загорала… * * * Спроси у матери своей, Что значат вещи для людей, И многих ли вещей ей не хватает? Спроси, когда она молчит, О чем душа ее болит – Быть может, о вещах болит, страдает? Спроси у матери своей, Что значат деньги для людей, И много ли она купила счастья? Спроси, почем улыбки миг, И крошки долгожданной крик, Почем любимых глаз участье? Тебя заботило, что вам Делить придется пополам Ваш общий дом, и частную измену? Ну что же, есть чем дорожить… И стоит ли опять спешить, И биться головой о стену? * * * Я смотрю, и не вижу. Эти женские лица – сколько их промелькнуло, уйдя навсегда. Я кричу, и не слышу. Может, просто мне снится, что свечу не задуло, и кровь – не вода? Мне не жалко себя – пролетело то время. Жаль, что честно закончить дорогу нельзя. Ухожу от тебя. Сатанинское племя надо мною хохочет: я связан, я взят. Спи, прекрасная, спи: завтра снова смеяться новым встречам, и снова прощаться и ждать. Потихонечку пить начала ты? иль снятся с этих вин Казановы иные опять? Я тебе уж не стану мешать, и не надо будет музыкой всех, с ним прощаясь, глушить. Наконец-то расстанусь. Прощай, моя радость, мой последний успех и стремление жить! 2001 * * * Дождь непрерывный сплошной пеленой. — 83 —
|