|
Добивай же меня, добивай… На столе – каравай, в вазе – яблоки. Давай руки свои материнские, самые близкие, самые близкие: они резали мне каравай… Добивай же меня, добивай… Всё равно солнце сквозь шторы по кухне гуляет, маятник время святое листает только для нас. Виноград наливай. Ты добивай меня, добивай… В миг, когда боль искорежит тебя, ты, золотая, той скорбью ликуя, в маму родишь мне Светлану живую, только отца ее не лишай! Ну, добивай же меня, добивай... * * * Вещей тяжелых много есть на свете. Но если все их, как в кассете, вдруг перед взором мысленным неслышно провернуть, то грудь на время перестанет содрогаться: нам предстоит в пустыне озираться, и та пустыня – заблужденье наше. Его ни краше, ни полней не создаем и для своих детей, живя единой верой. Лишь только смерть жестокой мерой измерит смысл всех ошибок. В минувших искривлениях улыбок иная замаячит суть… Мы за нее цепляемся всей силой, но недоступна крутизна могилы. * * * Мы создаем себе богов. А снег-то тает? Снег-то тает! В окно свободно долетает могучий тлен лесных стогов. Велик придуманный кумир. А лед-то дышит? Лед-то дышит! — 31 —
|