|
нам никогда не нести. Прости… я не смею тебя обвинять. Но возможно ль не замечать страшный, трамвайный покой? Точно кто «упокой» над двоими пропел. Ты спокойна – я бел? Ты бела – я спокоен? А что же внутри! Утри, любимая, бывшие слезы: большей угрозы для него не найти. Я пути как-то раз проходил – и рельсами ногу зажало. Поезд близился: жалко стало тебе. Робко руку свою подала – парабеллум меж глаз навела. Тело билось и трепетало, одного поцелуя искало – в плоть врубилась холодная сталь! Завертело, закромсало, и давило, и кусало, ехало напополам, тут и там, по мозгам… - А – а – а! - Б! – тоже витамин. Вечерело. Я, один, через рельс перевалился – и пополз к тебе. Искрился чудным светом хоровод звезд. Полет миров далеких исцеляет одиноких, даже если нету ног, а из срезанных обрубков гной потек. - Злой мой бог! Спаси меня… - Я вселенского огня лишь могу в тебя добавить. Руки-ноги поприставить на места. Всё: готово. Красота! Больше ей не попадайся. - Пусть подавится – На смерть я плевал. - А обвал – да, тот самый! – не забыл? - Нет… зато в обман забил животворный клин. - Блин от тебя чуть не остался… - А гранит – он всё ж поддался! Шире трещина: цеплялся я пальц?ми за края. Будет ли она моя, иль не будет – в этом ль дело? Мною чистое владело пониманье красоты… Я шептал ей нежно «ты» - а она шепнула «сволочь». Ночь. - Ты дочь хотел иметь? - Да… - Никогда! Свет. - Ты получил ответ? - Нет. - Ну так получай: вот тебе – на чай! - Нищий! — 25 —
|