|
Собор вырастает, как гигантское надгробие. Сточная канава, погребальное ложе с мерзостными испарениями Уносит, кипя, тайны притонов; В каждый дом ударяет ее смертоносный поток, Бежит окрасить Сену в ядовитый лимонный И обрушивает волну к ногам прохожих. Люди сталкиваются на скользком тротуаре, Обдают друг друга грязью, эгоисты и грубияны, Спеша, пихаются и расходятся. Кругом потоп и мрак небес: Черное видение черного Иезекииля. Вчера же день в своей беспредельной глубине, Чист, как Океан, где забылась сном волна, Казалось, бросал на нас свой триумфальный взгляд; Аполлона Делосского, упряжку коней, бьющих копытом, Вот-вот окружит белая пена, Стечет с боков скакунов на песок. Вчера сияли крыши и сам воздух; Птицы проносились молниями в небе; Вчера были распахнуты окна; Вчера на наши пустынные площади Высыпал народ для радостей и усердной работы. Посмотрите, что сегодня: а ведь всего одна ночь прошла![484] Перед нами картина мрака и картина света. В первом случае – это отсутствие солнца, черные облака, ветер, ливень (крайняя непогода), собор (Нотр-Дам), сточная канава, притоны, Сена, скользкая грязь тротуара (улицы), грубая теснота толпы, лихорадочность, но известная направленность движения по руслам канавы, реки, улицы. Во втором случае – это простор, чистота и ясность, покой, аполлонический триумф, блестящие на солнце крыши, свобода (птицы в полете, распахнутые окна), добродетель (усердная работа). Этой картине света принадлежит и мотив площади. Но требуется уточнение: светла не «пустынная площадь», а оживленная радостной суетой толпы. Как и «Лебедь», стихотворение «Дождливый день» внушает чувство, что Бодлеру не милы простор, пустота, пустынность, опустошенность площади. Устойчиво сравнение кузена из новеллы Гофмана «Угловое окно», повествователя из рассказа По «Человек толпы» и бодлеровского фланера, каким он предстает прежде всего в эссе «Поэт современной жизни», написанном между 1859 и 1860 годами и опубликованном в 1863?м. Герои Гофмана и По – увлеченные наблюдатели толпы, но – подчеркивает Беньямин – занимающие принципиально разные наблюдательные пункты. Персонаж Гофмана сидит в эркере своего дома, «как в театральной ложе», то есть возвышается над толпой и изолирован от нее, «он не смог бы двигаться по течению, даже если бы почувствовал его на себе»[485]. Персонаж По смотрит через витрину кафе и, легко преодолевая эту прозрачную грань улицы, погружается в толпу, увлекаемый ее потоком. Таков и бодлеровский фланер. Бодлер сам сравнивает его с «человеком толпы» По. — 166 —
|