|
Зинаида Гиппиус придала своей ненависти форму твердого и острого кинжала, погруженного в яд. ПЕТЕРБУРГ Твой остов прям, твой облик жесток, Шершаво-пыльный сер гранит, И каждый зыбкий перекресток Тупым предательством дрожит. Твое холодное кипение Страшней бездвижности пустынь. Твое дыханье смерть и тленье, А воды — горькая полынь. Как уголь, дни, — а ночи белы, Из скверов тянет трупной мглой, И свод небесный остеклелый Пронзен заречною иглой. Бывает: водный ход обратен, Вздыбясь, идет река назад. Река не смоет рыжих пятен С береговых твоих громад. Те пятна ржавые вскипели, Их не забыть, не затоптать… Горит, горит на темном теле Неугасимая печать. Как прежде вьется змей твой медный, Над змеем стынет медный конь… И не сожрет тебя победный, Всеочищающий огонь. Нет, ты утонешь в тине черной, Проклятый город, Божий враг. И червь болотный, червь упорный Изъест твой каменный костяк. Сколько здесь переплелось старых мотивов: здесь и суета суетствий страшней бездвижности пустынь, над которой хохотал Сатурн у Огарева. Здесь и образ больного города, становящегося городом смерти. Далее воскрешен мотив восстания стихий. Но Нева здесь не является вполне враждебной стихией, она словно пробудившаяся совесть, но позора преступлений не омыть ее водам. Вновь появляется Медный Всадник, дух проклятого города — темного беса Божьего врага. Немезида покарает Петербург страшной казнью того круга Дантова ада, где отвратительные черви насыщались кровью, струившейся с тех, кого отвергли небо и ад, гнушаясь их ничтожеством: «mа guarda e passa» («Inferno», cant. III).[362] Стихотворение З. Гиппиус является ужасной печатью, возложенной на город Петра. Оно написано с той силой ненависти, которую знали исповедники древнего благочестия, предсказавшие граду Антихриста гибель: Петербургу быть пусту. Даже поэт, рожденный для вдохновенья, для звуков сладких и молитв,[363] — Вячеслав Иванов, — трагически ощутил образ кровавого империализма. В этой призрачной Пальмире, В этом мареве полярном, О, пребудь с поэтом в мире, Ты, над взморьем светозарным Мне являвшаяся дивной Ариадной, с кубком рьяным… …………………………………………………… Ты стоишь, на грудь склоняя Лик духовный, лик страдальный, Обрывая и роняя В тень и мглу рукой печальной Лепестки прощальной розы… …………………………………………………… Вот и ты преобразилась Медленно… В убогих ризах Мнишься ты в ночи Сивиллой…[364] Что, седая, ты бормочешь? Ты грозишь ли мне могилой? Или миру смерть пророчишь? Подобная менадам,[365] в желто-серой рысьей шкуре, под дыханием города смерти преобразилась в вещую Сивиллу. Апокалиптическим явлением Медного Всадника завершается видение: — 93 —
|