Мы сказали, что Наташины перемены можно было бы приветствовать. Что же нам мешает сделать это безо всяких „бы“? А то, что Наташа во всём остальном продолжала следовать не слабо усвоенным школьным знаниям, а наущениям своей матери. Мать же, Нина Петровна, всегда убеждала дочь в „необходимости попробовать с человеком всё“, то есть была последовательницей и проводницей разрушительного для будущей семьи западного института „пробного брака“, чаще всего прискорбно заканчивающегося и для самого человека. В результате материнского воспитания, Наташа, поняв, что большая наука – не её путь, не стала тратить ни усилий, ни стараний, ни много времени на поиски своей „второй половинки“, а просто и не без охоты поддалась „ухаживаниям“ своего шефа – завлаба Рубинштейна. Не станем описывать, как это крайнее „сближение“ произошло. Отметим лишь, что Григорий Семёнович, во-первых, был настроен к Наташе, в принципе, довольно серьёзно, что, во-вторых, со своим нескромным предложением он обратился к ней перед самой командировкой в Москву (где вскоре должна была состояться защита его докторской). В-третьих, убедившись в своей ошибке (Наташа, как знает читатель, девушкой уже не была), мгновенно потерял к ней интерес и прекратил с нею какие бы то ни было личные отношения. Для сотрудников лаборатории все эти события произошли почти незаметно: и шеф уехал – на сравнительно долгое время отбыл в Москву, и поступил он разумно – без каких-либо попыток избавиться от сотрудницы, ставшей ему лично неинтересной (впрочем, и советский КЗоТ, строго охранявший права трудящихся, не позволял ничего подобного без достаточных оснований , а Наташа работала хорошо, хотя и не хватала с неба звёзд; но требуется ли такое от лаборантки?!). Наконец, и сама Наташа, допустившая своё второе падение, пошла на это шаг вполне трезво и с удивляющей нас расчётливостью, а не по причине влюблённости, которая зачастую толкает людей на самые невероятные поступки. ________________ Впрочем, кое-что безумное Наташа все-таки совершила. Произошло это уже через несколько дней по возвращении Григория Семёновича из Москвы. Свежеиспечённый доктор, не утверждённый ещё ВАК, сразу же стал проводить линию на формализацию отношений в своей лаборатории. Одновременно он заявил, повседневно подтверждая свои слова и делами, что хотел бы, чтобы как можно больше сотрудников лаборатории, не имеющих учёных степеней, защитились. В целом, некоторое отчуждение завлаба от своих сотрудников и ближайших помощников, вызванное утратой им потребности в их личной помощи , прошло достаточно безболезненно. Лишь перед Наташей он сделал признание в своей ошибке, что заблуждался относительно её нравственной чистоты. Одновременно он твёрдо заявил, что хотя между ними и „всё кончено“, это ни в коей мере не отразится на их трудовых взаимоотношениях. Да, надо сказать, и мудрости, и последовательности в этом Рубинштейну вполне хватало! — 112 —
|