|
– Ой, глупый! Ой, глупый! – повторяла, улыбаясь, Влада, отступая вглубь дома и словно приглашая парня за собой. И хоть Ингвар был не против, Игорь и на этот раз в нем пересилил, и девушка услыхала грубое: – Вот что, женщина! Сейчас не время для...! Ну, короче, ты и сама все понимаешь... Влада всхлипнула. – Нет! Ты ничего не хочешь понять! – разъярился Игорь, – Ты даже представить себе не можешь, на что обрекла себя, оставшись! А ну, пошли! – Пусти меня! Дурак! – снова разрыдалась она. Редко какой современный, да и средневековый, мужчина выдержит столь внезапные перепады женского настроения. Но чувство смертельной и стремительно приближающейся опасности диктовало решительные поступки. Не долго думая. Ингвар перекинул через плечо туго набитый узел, подхватил ревущую Владу и, зло пнув дверь, вышел вон. Навстречу им попались неразлучные хохотушки – Власта и Горислава. – Еще две дерезы!? А ну, живо, марш за мной! – Но-но! Не очень-то! Глядишь, Василисе пожалуемся. Нам в детинец велено идти, там помогать с раненными. – А, и княжна здесь!? То-то Лютобор обрадуется! – молвил Игорь, а Ингвар ускорил шаг. Вслед за Властой да Гориславой за стенами крепости спешили укрыться и другие жители Арконы. Но таких уже было немного. Взгляду Ингвара предстал пустой, беззвучный, вымерший город, и он ужаснулся ему, потому что мальчишкой помнил и любил эти скрипучие доски улиц, эти низкие продолговатые дома, ни с чем не сравнимый запах мокрой кровли после дождя. Он бегал на рыночную площадь, восхищаясь богатством и великолепием каменных торговых рядов, высокими стенами крепости – в детстве все было в диковинку, особенно первое время, когда они всем родом, как и многие тогда, перебрались на остров с навсегда потерянного материка. Он любил ячменные лепешки, медовые леденцы, юрких солнечных зайчиков в лавке оружейника и искры из под рук точильщика. Теперь всего этого нет. Детство, да и юность Ингвара ушли безвозвратно. Но не они лишили его этого города. Виною тому лютый враг, шагающий по родной земле. Игорю самому довелось пережить агонию Старой Москвы, испоганенной на западный манер, и он прекрасно понимал Ингвара. Как наяву Игорь видел снесенный подчистую Бабий Городок. Разрушенный бассейн, где он занимался в секции по плаванию вместе со своей энергичной до невозможности тетей. Порубанные скверы и бульвары, по которым мать возила его в красной клетчатой коляске. Уничтоженная Якиманка, полная запахом конфет, дед покупал маленькому Игорю шоколадного зайца в красочной фольге, и мальчик был счастлив. Он помнил коммуналку, в которой еще долго после Игорева переезда жили его родичи – из одного ее окна был виден старенький теплый детский сад и примыкавший к нему зеленый дворик, из другого – лодочная станция и набережная, нырявшая под Крымский мост с его пушистыми смешными обезьянками, прыгающими на резинках. Короткими зимними днями тяжелые самосвалы обрушивали на лед Водоотводного канала горы снега. Именно там, десять лет спустя, в восьмидесятом, застала Игоря весть о смерти Высоцкого, и семья до глубокой ночи слушала хриплые записи. Он любил кинотеатр “Ударник” и мультфильм “Кто похвалит меня лучше всех...”. Здесь во все глаза Игорь смотрел “Александра Невского”. — 77 —
|