|
В снопе лунного света пролились на плечи волосы – золотые, длиннющие, мокрые. Глаза глянули – испуганные, измученные, совсем юные. – Ты кто? Говори! – Глеб затряс девчонку. – Марта? Ведьма? – Внучка я ее. – Девчонка оседала в его руках – то ли от испуга, то ли от бессилия. – А где Марта? Правду говори! – Глеб рывком поставил ее на ноги. – Обратно в болото брошу! – Умерла Марта. А я – внучка ее! – Голосок предательски задрожал. Сейчас заплачет или, того хуже, в обморок грохнется. Глеб ослабил хватку. Но девчонка вдруг вырвалась и понеслась прочь. Глеб кинулся вслед. Нагнал быстро. Остановил резко: – Рассказывай! – Что?! Умерла Марта! Третьего дня схоронили. Как черемухе зацвесть. – А меня зачем вызвала? – Откуда мне знать? Не я звала. Она! Девчонка снова вырвалась и зашагала к дому. Глеб пошел рядом. Шли молча. Как вначале. Прошли лесок. Глеб не выдержал: – Выходит, ты вместо нее меня по лесу водила? – Выходит… – А зачем? Почему не сказала, кто ты? – А ты спрашивал?! Они вошли в черемуховый сад. Впереди заблестело окно. Девчонка остановилась, примирительно потянула Глеба за рукав: – Ты не журись! Я все по правилам сделала. Все собрала. Зелье сварить еще успеем. Конечно, сегодня уже не придется спать… Она прочла недоумение в его лице. Замолчала. Услышала нетерпеливое ржание привязанного коня. И тут краем глаза увидела тень. Что-то огромное метнулось к Глебу. Потом бросилось на нее. Она еще успела услышать крик боярина: «Волк!», увидеть пасть с громадными зубами, ощутить яростное дыхание… И все пропало. – Отойди! Прочь! – Глеб подымал девчонку, из последних сил пытаясь отбиться. Любимая собака, прозванная Волком, неизвестно откуда взявшаяся, восторженно прыгала вокруг. Мешала внести девчонку в избу. Пришлось отогнать ногой и пинком открыть дверь. Странно, но на поставце горели две свечи. Колеблющиеся всполохи осветили девичье лицо. Господи! Да она и впрямь красавица! Вот чудеса-то… Такой красоте во дворце жить, а не в убогой лачужке. Глеб вдруг ясно увидел, как сидит он в своих парадных покоях, бабка Настасья по левую руку, девчонка – по правую. Да уж – и впрямь чудеса! Волк, его дикий Волк, который никого к себе не подпускал, лизал девчонке руку. Выходит, признал хозяйку. Просил прощения, что напугал. Вилял хвостом – не хотел, мол. И сам боярин Глеб переминался, как дурак, с ноги на ногу, беспомощно повторяя: – Марта, очнись, Марта! – Не Марта я, – тихонько прошептала девчонка. – Я – Надежда. — 182 —
|