Все, что было связано с моим душевным переломом, выявилось благодаря результату самонаблюдения, получившему для меня, как и уже описанный, значение, полное самого веского содержания. Я почувствовал, как идеальное начало моей предыдущей жизни в некотором смысле отошло назад, а на его место встало волевое начало. Для того, чтобы это стало возможным, воля при развитии познания должна уметь воздерживаться от всякого субъективного произвола. По мере того как идеальное ослабевало, усиливалась воля. И воля взяла на себя духовное познавание, которое прежде почти полностью было за идеальным. Я уже знал, что разделение душевной жизни на мышление, чувствование и воление имеет лишь ограниченный смысл. В действительности же в мышлении содержится и чувствование, и воление; но только мышление господствует над ними. В чувствовании живет мышление и воление, как в волении — мышление и чувствование. Теперь же у меня возникло переживание, что воление воспринимает больше от мышления, а мышление — больше от воления. Если, с одной стороны, медитация ведет к познанию духовного, то, с другой стороны, результатом такого самонаблюдения является внутреннее усиление духовного, независимого от организма человека и укрепление его существа в духовном мире, подобно тому как физический человек укрепляется в физическом мире. Но здесь обнаруживается, что укрепление человека в духовном мире может продолжаться до бесконечности, если физический организм не ограничивает этот процесс, в то время как укрепление физического организма в физическом мире прекращается и наступает смерть, если духовный человек не поддерживает более из самого себя это укрепление. Переживаемое подобным образом познание несовместимо уже ни с какой теорией, ограничивающей человеческое знание областью, "по ту сторону" которой находятся такие недоступные для него вещи, как "первоосновы" или "вещь в себе". Это "недоступное" являлось для меня таковым лишь "вначале"; и оно остается таковым лишь до тех пор, пока человек не разовьет в себе то сущностное, что родственно доселе неизвестному и поэтому может срастись с ним в познавании, основанном на переживании. Такая способность человека проникать в глубь каждого рода бытия стала для меня тем, что должен признать тот, кто желает видеть положение человека в мире в правильном свете. Кто не придет к признанию этого, тому познание не может дать того, что действительно принадлежит миру. Ему откроется лишь нечто, безразличное для мира, — копия какой-либо части миро-содержания. Но при таком подражающем познании человек не в состоянии осознать в себе то существо, которое дает ему как самосознающей индивидуальности внутреннее переживание того, что он твердо стоит во Вселенной. — 153 —
|