— Кто же это? — спросил Самуил, с досадой бросая палитру и кисть.— Ведь я тебе запретил мне мешать. Лакей назвал пришедших. — Они так настоятельно требовали, чтобы о них доложили, и я не смел им отказать,— добавил он в оправдание. — Хорошо, проводи их в кабинет. Когда, несколько минут спустя, он вышел к посетителям, лицо его было мрачно и брови сдвинуты. Он увидел, кроме главного раввина Пешта, еще двух раввинов, несколько старых друзей своего отца, известных религиозным фанатизмом, и двух своих старых родственников, которые в длинных лапсердаках и меховых шапках представляли из себя типичных евреев, встречаемых в провинциальных городках России и Венгрии. — Вы желали меня видеть? Чем могу вам служить?— проговорил Самуил, холодно отвечая на поклоны своих соотечественников, предлагая им сесть. — Мы, как видно, не совсем желанные гости,— с легкой насмешкой сказал главный раввин,— но это ничего. Причина, которая привела нас сюда, слишком важна, чтобы обращать на это внимание. Мы пришли спросить тебя, Самуил Мейер, правда ли то, что говорят? Действительно ли, увлеченный безумной страстью к одной христианке, ты хочешь опорочить память своего отца, отвергнуть веру Израиля и сделаться христианином, чтобы жениться на этой Лалиле. Отвечай, может ли это быть? Глаза Самуила мрачно блеснули. Он подошел к шкафу и вытащил оттуда Евангелие, Распятие и несколько богословных книг и положил все это на стол. — Все, что вы сказали, правда! — сдержанно, но строго сказал он.— Я хочу принять крещение. Здесь у этого самого окна, в этой самой комнате я занимаюсь со священником, который наставляет меня в догматах христианской веры; этот крест и Евангелие служат тому доказательством. Но что вам до этого? Я человек независимый, свободно мыслящий и уже несколько лет не переступал порога синагоги. Мой отец держался за вас и слепо подчинялся устарелым обрядам, большая часть которых в наш век не имеет смысла. Я же, иначе воспитанный, проникнутый иными идеями, делать этого не могу. Я всегда готов помочь своим братьям израильтянам и поддержать их, но в моей личной жизни хочу быть свободным и не потерплю ничьего вмешательства. Неодобрительный ропот поднялся в толпе собравшихся евреев, но главный раввин жестом заставил их замолчать и подойдя к Самуилу сказал: — Ты ошибаешься, безумный, мы имеем полное право и считаем своей обязанностью образумить тебя, открыть тебе твои глаза прежде, чем гнев Иеговы поразит тебя как непокорных Кора в пустыне. Ты смеешь называть устарелыми и недостойными нашего времени законы, данные великим пророком нашего народа, забывая, что этим самым законам мы обязаны уже тем, что существуем еще среди враждебных народов, окружающих нас. Отец твой был страшно наказан за то, что не слушал наших советов, позволил тебе пренебречь предписаниями Моисеева закона и окружал тебя христианами, которые все-таки презирают тебя. Вот плоды этой слабости: ослепленный постыдной страстью, ты собираешься жениться на девушке наших врагов и готов принести ей в жертву веру отцов твоих. — 68 —
|