|
Вопрос ведь не в том, что люди должны иметь вещи, что вещи могут приносить им удовольствие или что вещи могут их обслуживать. Вопрос в том, можно ли продать нечто фундаментальное за деньги и получить компенсацию. Если женщина отказывается от любви, выходит за нелюбимого человека и получает взамен большой достаток, то ей все время нужно «машиной потребления» подтверждать то, что она сделала правильный выбор. А когда потребление не может быть раскручено — возникает голод. Почему возникает потребительское безумие? Потому что исчезает категория «быть». Потому что человека пытаются представить не как процесс, а как константу. Что значит «человек является данностью»? Что значит «есть природа»? Какая природа? Природа зверя? Но человек есть тонкая пленка над этой природой. Вопрос о «новом человеке», содержащийся не в социализме даже, а именно в коммунизме и неразрывно связанный с новым гуманизмом и историей как сверхценностью, может оказаться тем огромным благом, которое устремлено в X XI век. Не только новые формы коллективизма при развитии, сочетание коллективизма с развитием, но и идея действительно нового человека, сохранение нового гуманизма (ибо новый человек без нового гуманизма и истории — это очень страшная штука, это сверхчеловек Ницше)… Всё это, находящееся в сердцевине того, что называлось коммунизмом, может оказаться безумно важным. Не случайно 10% бундестага заявили, что они будут восстанавливать не только социализм, но и коммунизм. Просто все поняли, что если человек не станет новым, то ему просто не дадут остаться старым. Он будет сметен с земли, как мусор. И вот тут есть место русскому слову, которое уже содержится в русском наследстве, в советском наследстве. Если бы сейчас реально был выдвинут новый проект — принципиально новый, опирающийся на такие фундаментальные камни, как: — индустриальный и постиндустриальный коллективизм в соединении с коллективизмом аграрным, — «новый человек», — «новый гуманизм», — «история как сверхценность» и как несколько других камней… Если бы на этих камнях русские построили новое здание, опираясь на свое великое наследство, опираясь на гигантский гипертекст, который они уже создали и который нужно переосмыслить… Если бы они все это сделали, то возник бы Четвертый проект. Возникни он — и мир уже не двигался бы в разорванном состоянии между Большим Дальним Востоком, Большим Западом, Большим Югом и Большим Севером, который должен стать частью Большого Юга. Мир бы стал другим, он приобрел бы другую опору, другую динамику, как он имел опору и динамику при существовании СССР и коммунизма, пусть даже очень несовершенного. Эрих Фромм назвал этот несовершенный коммунизм «гуляш-коммунизмом». Именно обуржуазивание коммунизма — исток того, почему потом возникло постсоветское безумие. И мы должны четко понимать, что этот исток существует, и анализировать его. — 76 —
|