Matador

Когда Рафи немного окреп, она стала выводить его каждый день на улицу, и они вместе проходили несколько десятков шагов. Впрочем, поначалу проходила лишь Вероника, Рафи же почти висел на ее плече. Но постепенно синяки прошли, голова перестала кружиться при малейшем усилии, и их прогулки стали походить действительно на прогулки, а не на вынос раненого с поля битвы.

Несколько раз Рафи заходил навестить хозяин. Но и здесь Вероника заставила усомниться Рафи в том, кто на самом деле главный в этом цирке.

Девушка внимательно следила за Рафи и, как только видела, что тот начинал уставать, бесцеремонно выставляла отца на улицу. И тот беспрекословно повиновался, словно цирк принадлежал не ему, а его дочке.

Когда шут пришел в первый раз, Рафи был уверен, что сейчас его выгрузят, донесут до какой‑нибудь дешевой гостиницы и оставят. Он, превозмогая боль, приподнялся на локте и спросил:

— Ты решил меня выгнать?

Хозяин опустился на сундучок, служивший одновременно стулом, и долго молчал, робко, как показалось Рафи, поглядывая на дочь, невозмутимо занимавшуюся своими делами.

— Нет, Рафи, — откашлявшись, начал он. — Выгонять я тебя не буду. Во всяком случае, пока…

Вероника чем‑то громыхнула в полутьме фургона.

— В общем, ты не так уж плохо выступил… Но был слишком уверен в себе.

— Я это понял. Рисунок на песке.

— Да, именно так. Ты придумал себе этого быка и перестал слушать и чувствовать его. Ты слушал и чувствовал себя. За что и поплатился.

— Да. Но я смогу…

— Сможешь, — перебил его шут. — По крайней мере, попытаешься… Я тебе дам эту возможность. Собственно, я для того и пришел, чтобы тебе это сказать. Отдыхай спокойно, Рафи. Но пока лежишь, подумай все‑таки о том, чтобы выступать со мной.

— Нет. Я хочу сражаться с быком

— Конечно‑конечно… Но все же подумай.

И хозяин ушел. Рафи смог вздохнуть спокойно. Он еще сможет попытаться. Зачем ему так нужно было это, Рафи и сам не знал.

Время пролетело быстро. Молодой крепкий организм и правильный уход сделали свое дело. Ребра еще болели, но уже не так сильно, и Рафи, не теряя больше времени, начал понемногу упражняться с мулетой.

Пока он лежал без дела, у него было много времени подумать. Поиски Марии зашли в тупик. В этом Рафи признался себе честно. То ли что‑то напутал тот хозяин таверны по имени Пабло, то ли Мария имела в виду нечто другое, то ли сам Рафи неправильно истолковал ее слова. Как бы то ни было, надежда ее найти стала уж вовсе призрачной. Да и, сказать по совести, она стала казаться чем‑то бесконечно далеким, словно приснилось это во сне. Вообще, вся прошлая жизнь теперь казалась Рафи сном. Встреча с Мигелем, поляна в роще, бой с быком, пять лет затворничества, Мария… Все это было подернуто какой‑то дымкой. То, что окружало его сейчас, — запах деревянных бортов фургона, пыльных костюмов, лошадей, дыма с улицы, приглушенные голоса репетирующих артистов, шаги и дыхание Вероники — все это было настоящим Это и была его жизнь. А те смутные образы прошлого… Будто прочитанный рассказ о чужой жизни. Местами интересный, местами волнующий, местами печальный, но всего лишь рассказ, выдумка, плод чужого воображения.