Мальчик натянул рубаху и послушно последовал за ним. — Ты знаешь, где можно остановиться на ночлег? — У нас есть постоялый двор. Если хочешь, я покажу тебе дорогу. — Хочу. — А что ты будешь делать в нашем городе? Выступать? — Нет. Я же сказал, что был матадором. — Давно? — Давно. — А почему… — Не слишком ли ты любопытен, друг мой Рафи? — мужчина сказал это с улыбкой, но глаза смотрели холодно. Мальчик опустил голову. Ему стало немного страшно. Взгляд незнакомца был похож на отточенный клинок estoque[3]. — Придет время, и ты все узнаешь, — уже мягче сказал мужчина, — Если только не забросишь свое занятие… Кстати, а почему ты стесняешься того, что хочешь стать матадором? — Не знаю… — мальчик пожал плечами. — Просто не хочется никому говорить. У меня пока плохо получается. Я хочу однажды выступить в новильяде[4] и удивить всех… А пока… Это тайна. Не говори никому, хорошо? — Хорошо. — А ты надолго хочешь остановиться здесь? — Как получится, — беспечно сказал мужчина и вытащил из бурдюка пробку. — Хочешь вина? — Нет, у меня от него потом болит голова. А мне еще работать. — Чем ты занимаешься? — Работаю в поле, ухаживаю за скотиной, слежу за домом.. В общем, все. — Отец есть? — Нет. Умер три года назад. — Он был матадором? — Нет. Он был пьяницей. — А мать? — Мать я не помню. Она умерла, когда я был совсем маленьким. — С кем же ты живешь? — С братом отца и его семьёй. — Тяжело приходится? — Иногда. Они замолчали. Мигель потягивал вино, а мальчик задумчиво жевал сорванную травинку. Он уже перестал бояться и смущаться. Бывший матадор ему понравился. Хотя слово «бывший» по отношению к матадору было синонимом слова «неудачник»… или «трус». Но мальчику не хотелось думать, что его собеседник перестал выступать из‑за страха Человек с таким взглядом попросту не может ничего бояться. А неудачник — это не так страшно. Разве человек виноват в том, что удача отвернулась от него? Нет. Такое может случиться с каждым. Значит, его не за что презирать. Он уже давно делил людей на трусов и смельчаков — этот худенький мальчишка, едва встретивший свое двенадцатое лето. И сам изо всех сил старался быть таким, каким, по его мнению, должен был быть настоящий matador de toros[5] — бесстрашным и мужественным. Таким же бесстрашным, как торо — быки, которых матадоры должны убивать. Он заставлял себя не бояться темноты и старших мальчишек со своей улицы, излюбленным развлечением которых было подразнить (а если будет настроение, то и поколотить) этого buerfano[6]. Он всегда смотрел прямо в глаза своему дяде, когда тот был в ярости, — представляя себе, что смотрит в глаза свирепому торо. И за это не один раз был бит сыромятными вожжами, палками и кулаками… Но ни разу не издал ни звука. Потому что знал: эта боль — ничто по сравнению с тем, что чувствует матадор, когда в него входит длинный и острый рог торо. — 4 —
|