|
Приезжай, дорогая Ильзе, я очень по тебе скучаю. Мы попросим, чтобы нас отвезли на реку, купаться. Правда, мне нужно быть осторожной, так как мой фюрер запрещает загорать — ему нравится белоснежная кожа, это по-настоящему аристократично. Я постоянно боюсь его потерять. Я так несчастна. Пойду куплю еще снотворного и погружусь в полудрему». Она сходила с ума от ревности — как к реальным, так и возможным привлекательным спутницам Адольфа, которые, по ее мнению, обязательно должны были существовать. И вот однажды, распалившись и накрутив себя до состояния полного помешательства, она, не помня себя, написала прощальное письмо и выстрелила из отцовского пистолета себе в шею. Может быть, хоть так, была последняя ее мысль, перед тем как спустить курок, ей удастся сравняться с Гели Раубаль — ведь она тоже застрелилась, она тоже не побоялась отдать жизнь из любви… Страшная боль отрезвила ее. Кровь хлынула потоком из раненого горла. Ева, пытаясь кричать, едва не падая и хватаясь за кресла, буквально подползла к телефону. Вместо слов из ее горла вырывались только хриплые стоны. — Я здесь… Я умираю… Здесь все в крови… — едва смогла она сказать шурину Гофмана, врачу Плате. Как же она была счастлива, когда Гитлер примчался к ней в больницу с огромным букетом цветов — в полном восхищении и преклонении перед ней! Много позже она узнала, что до того, как отправиться к ней, он подробнейшим образом расспросил врачей о том, как все было. — Мы действительно едва успели спасти ее! — был ответ. — Еще несколько минут, и было бы поздно! — Значит, и в самом деле она вела себя как настоящая валькирия! — восторженно сказал абсолютно счастливый Гитлер Гофману. — Ева сделала это из любви! «Телеграмма и множество цветов от него. Моя комната похожа на цветочную лавку и пахнет так, будто ее освятили. Главное — не терять надежды, а уж терпению я научусь. Вчера он приехал неожиданно, и был совершенно восхитительный вечер. Он хочет подарить мне домик. Боюсь загадывать. Господи, сделай так!» Теперь он нежно называл ее Патшерль — киска, ежедневно звонил и даже купил дом и подарил двух черных шотландских терьеров — Штази и Негуса. А однажды он даже взял ее с собой на прием у герцогини Виндзорской. Высокие гости пребывали в некотором недоумении: абсолютно счастливая Ева, не умолкая, говорила о бывшем короле Англии Эдуарде, который ради любимой женщины отрекся от короны. — Эта простушка пытается дать Гитлеру понять, что у них с бывшей миссис Симпсон, а ныне герцогиней Виндзорской очень много общего и он мог бы уже, как наследный принц, жениться на ней, а не думать постоянно о своем партийно авторитете, — насмешливо перешептывались дамы. — Однако как она навязчива и как прозрачны и наивны ее намеки… — 144 —
|