|
Да, жаль, подумал я. Тебе, видите ли, жаль, что от меня ушла жена с детьми. Какая досада. Бедный папа, бедный ты, бедный. - Да, жаль, что Джоселин прочла письмо, адресованное тебе, иначе Катерина с детьми до сих пор были бы здесь. - Ха. А ведь точно! - воскликнул отец, словно я выиграл очко на школьном диспуте. - Она что, обшарила твои карманы? - Что ты имеешь в виду? - Джоселин. Как она добралась до моего письма? - Последовала пауза. До папы начало доходить: похоже, он поступил так, как поступать вовсе не следовало. - Не… я… показал его ей. - Что ты сделал? - заорал я. - А что? Не надо было? - Ты показал любовнице письмо с признаниями своего сына, а затем послал ее куда подальше? Папа озадаченно смотрел на меня. Он сдвинул брови, и чахлый хохолок пересаженных волос на макушке испуганно зашевелился. - Что значит - "послал"? - неуверенно спросил отец. - Это значит, что ты сделал то же самое, что проделали со мной. Послал, бросил, кинул. - Мне кажется, это не совсем справедливо. Ведь это ты обманывал жену, а не я. Тут в моем мозгу перегорели все предохранители. - Ну я, по крайней мере, не трахался с аптекаршей и не уходил от пятилетнего ребенка! - Это нечестно, Майкл. Все было гораздо сложнее… - Я думал, ты бросил меня, потому что я совершил что-то ужасное. Думал, что это я во всем виноват. - Мы с твоей матерью в равной мере несем ответственность, что наш брак не сложился. - Ну да, конечно, мать во всем виновата. Понятное дело. Вали все на маму, поскольку она не может себя защитить, так? - Я просто говорю, что ты многого не знаешь. - А я знаю только одно - она и сейчас была бы жива, если б ты от нас не ушел. Потому что тогда бы она не переехала в Белфаст с этим типом, так что это ты виноват, что ее сбила машина. - Хватит, Майкл; не я же сидел за рулем той машины. - А мог бы и ты! - заорал я, а где-то в глубине моего сознания тихий голос проговорил: "Что ты несешь, Майкл? Это же полная ахинея". Но я не собирался отказываться от своих слов. - Ты бросил меня и маму ради женщины, которая бросила тебя, и тогда ты нашел другую женщину, а потом еще одну, а потом еще! И что ты можешь после всего этого предъявить? Одного замордованного сына и дурацкий хохолок имплантированных волос, которые выглядят так, словно кто-то посадил на твоей огромной блестящей лысине грядку горчичных семян! Я понимал, что ударил по атомной кнопке. Я мог сколько угодно обвинять его в том, что он был плохим отцом, погубил мое детство и даже послужил косвенной причиной маминой смерти, но никто и никогда не заводил речь о пересаженных волосах. Я знал, что этого делать нельзя. На мгновение повисло молчание: отец бесстрастно смотрел мне прямо в глаза, а затем встал, взял пальто, надел шляпу и вышел за дверь. — 119 —
|