|
Он был из тех деловых людей, у которых нет времени на записи. Поэтому Хаббард не оставил никаких свидетельств о том, что происходило в мире в 1956 году, когда состоялся первый международный симпозиум по ЛСД. В целом его можно охарактеризовать как отход от исследований «лабораторного сумасшествия» и психомиметиков в пользу терапии, которая была, в конце концов, изначально первой рекомендацией «Сандоз»: Для высвобождения вытесненного материала и создания психической релаксации, в частности при тревожных состояниях и неврозах навязчивых состояний. Приписывать такую смену курса исключительно усилиям капитана Хаббарда было бы преувеличением; Эл скорее был помощником, без которого многого бы не произошло. Кроме того, он был ходячей энциклопедией; именно от Хаббарда многие исследователи впервые узнали главное правило приема ЛСД: состояние ЛСД во многом зависит от отношения к этому человека, пробующего наркотик, и от обстановки, в которой проходит опыт. То есть, если вы хотите свести человека с ума, достаточно будет, давая ему ЛСД, сказать, что это психомиметик. И все это, вдобавок, будет происходить в пастельных цветов больничной палате под присмотром мрачной сварливой медсестры. Но использование наркотика в более тонких целях требовало понимания того, насколько повышалась значимость окружения в психоделическом состоянии. Как влияла музыка: произведения Баха, например, казались настолько божественными, словно их написал Творец; в то время как другие - Берлиоз, скажем, - вызывали у вас сладкую истому; людям под ЛСД нравилось расслабленно исследовать окружающий мир, зарисовывая все и записывая, хотя результатом оказывались только небрежные каракули. Словно они на время вновь становились детьми. И еще - любое незначительное изменение настроения и поведения врача (раздражение, беспокойство, юмор) могло оказывать потрясающий эффект на пациента. К 1956 году вопрос о том, «что же находится в подсознании», разделился на ряд более частных вопросов, поскольку врачи поняли, что «темная комната» подсознательного, подобно бабушкиным сундукам, хранящимся на чердаке, полна сокровищ. В одном сундуке - архетипы Юнга; в другом - любимые Фрейдом неврозы, которые можно проследить вплоть до момента, когда пациент, лежа в колыбели в возрасте одного года, наблюдал занимающихся любовью родителей. Теперь у терапевтов были гораздо более сильные инструменты. И одновременно вставали новые вопросы: почему, например, хотя ЛСД-сессии продолжались обычно три-четыре часа к ряду, они были нисколько не утомительными. Всякий раз, когда исследователи ЛСД собирались вместе, беседа быстро приобретала анекдотический характер. Одна удивительная история следовала за другой: «... и внезапно я родил сам себя. Фактически я ощущал, как плыву в амниотической жидкости, затем меня вынесло вниз по вагинальному каналу, и я подумал: «это случилось - я умер и теперь рождаюсь заново». — 60 —
|