…Любил ли я? Да, пожалуй, нет. Такие истории есть в жизни каждого нормального мужчины. И если бы не этот, театральный финал, кто знает: может, я и думать о ней уже забыл. Но генеральскую фамилию, которую она теперь носит, фамилию, которую носят их общие дети, я не забуду никогда… …В полумраке просторного зала лицо директора еле различимо. А может, это просто память скрывает прошлое в полутьме, приглушая четкие краски, обращая их в черно-белую кинохронику? Осень 96-го. Совсем недавно Николая Ковалева назначили главой ФСБ. Шестым с начала «демократии», если считать последнего председателя КГБ Бакатина. Ковалев был прямой противоположностью своим предшественникам, ибо все они относились к журналистам с традиционным брезгливым недоверием, и даже сотрудники ЦОС — Центра общественных связей — бегали за Барсуковым полгода, уговаривая его сняться на фотокарточку. Посылая письмо на имя Ковалева — с просьбой об интервью, — я и в мыслях не держал, что директор согласится. Делалось это, скорее, для «очистки совести», но вдруг через неделю звонок: «Директор ждет вас». …Полутемными коридорами меня провели в андроповский зал — бывший кабинет председателя, в старом здании лубянского комплекса. После Андропова, правда, здесь успели посидеть и Федорчук, и Чебриков, но звали его по-старому, андроповским. Николай Дмитриевич Ковалев поднялся с кресла. Внушительный рост, начальственная осанка, выправка, седина — все это, должно быть, производило сильное впечатление на женщин и подчиненных. На журнальном столике живописно теснилось угощение к чаю. Обстановка, как пишут в официальной хронике, была теплой и дружественной. — Я попросил вас о встрече, чтобы посоветоваться, — с проникновенными интонациями произнес директор. — Не мне вам объяснять: отношение в обществе к нашему ведомству неоднозначное. Нас часто критикуют, ругают. Иной раз действительно по заслугам. Но бывает и иначе. Мне хотелось бы узнать ваше мнение. Как сделать так, чтобы все наконец поняли: спецслужбы — неотъемлемый инструмент государства. Я мысленно зааплодировал Ковалеву. Не я, значит, напросился на интервью — это он попросил о встрече, чтобы посоветоваться. Чувствовалась хватка старого агентуриста-«пятерочника»… Мы беседовали долго — несколько часов, не меньше. Говорили о самом разном: о том, например, почему Лубянка делает секреты даже из того, что секретом не является, и удачно «поданные» в прессе операции снимут многие проблемы. — Вот, скажем, дело Монастырецкого… — Я назвал первое, что пришло в голову, ибо об аресте начальника Финуправления ФАПСИ не знал ничего, кроме сухих строчек официального сообщения ТАСС. Назвал, не понимая еще, что попал в точку, что как минимум на полтора года вперед определил этим свою судьбу. — 192 —
|