|
Когда я спохватилась с кем, как и о чем я вообще разговариваю, было уже поздно. У меня даже губы онемели со страха. От Ивана можно было ждать всего. Темная волна поднялась, как чудовище со дна океана, поднялась и застыла, как будто хозяин морей раздумывал, обрушить ли ее сразу в полную силу или поиграть с этой дурой, решившей, что ей все можно. Поднялась, замерла… и отступила. Неужели пожалел? Казалось, даже воздух стал гуще, и деревья перестали поскрипывать, и люди замолчали. И уже не колокольчики мои любимые позвякивали нежно и хрустально, а медленно набирая силу, гудели многотонные колокола, тревожно и предупреждающе. Эротическое напряжение дороги приближалось к своей кульминации. Мы подъезжали к переправе, и восемьсот километров плавно нарастающего изысканного напряжения обрели новое качество и звучание. Переправа, как последний шанс, после которого уже ничего не изменить, как окончательное решение, хотя все уже было давно и бесповоротно решено. Мы промолчали почти всю дорогу. Разве можно назвать разговорами короткие реплики бытовой необходимости. Мы наслаждались этим молчанием и дорогой, ничего не предвкушая, ни о чем не загадывая. Изысканно эротический стиль жизни позволял быть и наслаждаться сиюминутностью. И это было также естественно и также странно, как сидеть в машине и никуда не ехать, а плыть вместе со множеством других машин и людей на пароме, мерно качающемся на волнах. Этакая маленькая модель Земли, которая мерно кружится во Вселенной, но об этом почти никто никогда не помнит. Кто помнит, что он не только идет, едет, спит, говорит, ест, любит, но и все время кружит и кружит в бесконечном космическом пространстве вместе со всем, что есть на планете? Узкая дорога за переправой приняла нас, как родовой замок принимает юного наследника, ? доброжелательно, приветливо и настороженно. Как будто еще не решено, открывать ли вновь прибывшему все тайные закоулки и большие и маленькие секреты, показать ли все самые потаенные и самые прекрасные уголки или, соблюдая вежливость и приличия, позволить ему самому разбираться в происходящем, посмеиваясь из-за угла над его неловкостью и ошибками. Я вела машину все эти восемьсот километров, и внутренний ритм путешествия отзывался во мне как музыка. Меньше всего на свете хотелось мне сейчас, здесь оказавшись, наконец, на этой вымечтанной дороге в преддверии этих четырех дней, которые, может быть, никогда и не случатся, потерять ритм и развеять наваждение. Мягкие повороты узкой ухоженной дороги баюкали и обещали. Вот между ветками елей первый раз голубым серебром мелькнуло море, вот дорога пролегла сквозь малюсенький, как домик Барби, но, совершенно настоящий, городок. Все, как у больших: автобусная станция, ресторан, муниципалитет и полицейский участок, школа, и коттеджи, виллы, особняки. Правда, жители на Барби совершенно не похожи. Неяркие, спокойные, неспешно передвигающиеся от мала до велика на велосипедах. Пока я обо всем этом думала, городок исчез за очередным поворотом, и снова сосны, ели, проблески моря, редкие встречные машины. — 54 —
|